Пол Андерсон - Звездный лис

— Может произойти, если совпадет несколько маловероятных событий. Или… Послушайте, вы говорили, что была попытка саботажа на «Хадсоне»?

— Да. Погодите, вы имеете в виду…

— Я ничего не имею в виду, Кемаль, но дома есть группировки, настроенные против попытки колонизации. Секция ресурреакционистов, например, заявляет, что это не соответствует воле Господа. Все фанатики, все эти монархисты, коллегисты, евгенисты понимают, что их крайне незначительные шансы захватить власть исчезнут совсем, если люди двинутся из системы. Есть группа Хиодона с ее псевдонаучными идеями о внеземных болезнях, вторжениях и мутациях колонистов на что-то отличное от людей и враждебное им, понимаете?

— Бомба, спрятанная в «Да Гама»? — Гуммус-луджиль потер подбородок. — Сделать это было бы не слишком трудно: их корабль не строился с самого начала, как наш… И конечно, трудно себе представить, как можно было проникнуть к нашему конвертору. Бее наши рабочие до последнего электрика были тщательно проверены правительством. Но могло быть, могло быть…

— В таком случае, — в Лоренцене нарастало возбуждение, — нам нечего бояться.

— Зато этим ублюдкам нужно бояться меня. — Рука турка потянулась к оружию.

Прошел еще один день. Встало сине-зеленое солнце, рассеялся туман, роса с металлическим блеском упала на траву. А через шесть часов встало красное солнце и начался день. Плыли тонкие красные и зеленые облака. Двойные тени повторяли их цвета. Растительность мерцала множеством оттенков, когда ее шевелил ветерок. Первый солнечный закат был не столь эффектен, так как Лагранж-2 находился еще высоко в небе, но конец дня был жутким. Парадоксально: становилось прохладно, даже холодно, когда светило одно меньшее солнце, но его красный диск казался устьем огромной печи. Второй солнечный закат был, как обычно, великолепным взрывом малинового, оранжевого и зеленого. Затем наступила ночь со сверкающим великолепием звезд. Взошла Сестра: один край ее диска был красным, другой сине-зеленым, а центр затенен и слабо освещался лишь отраженным светом Троэса. На горизонте Сестра казалась невероятно огромной, заполняя полнеба. Взойдя, она по-прежнему оставалась такой же громадной, поэтому человек, привыкший к Пуне, не мог избавиться от ощущения, что она падает на него. Ее свет был похож на серебряное сверкание инея. Ночь была длинной, тихой и чужой человеку.

Ночь захватила Лоренцена. Он бродил в холодной тишине, думая о чем-то своем, и чувствовал, как изменяются земля и небо вокруг него. Возможно, в конце концов ему захочется вернуться сюда. Новая планета будет широко открыта для любого человека, и он сможет создать свою собственную обсерваторию на космической станции, постарается проверить свои идеи, глядя на свою землю и понимая, что она принадлежит ему и его детям.

А туземцы?.. Настроение Лоренцена вновь упало. Прошел еще один день и еще один.

Лоренцен сидел на своем обычном месте с книжкой в руках, когда услышал, что его зовут. Он поднял голову. Лагерный громкоговоритель произнес голосом Гамильтона:

— … явиться в помещение капитана.

Лоренцен встал, недоумевая, и отправился в штаб.

Гамильтон сидел за столом в одной из построек. Рядом с ним стоял со взволнованным видом Эвери. Торнтон, Фернандес, Гуммус-луджиль и фон Остен тоже были здесь. Все ждали.

— Все здесь, — сказал капитан. — Докладывайте, мистер Эвери.

Психолог прочистил горло.

— Я немного продвинулся в рорванском языке, — сказал он так тихо, что было трудно расслышать слова. — Не сильно. Я по-прежнему не представляю их грамматику, а также не могу выделить элементарные языковые единицы. Но мы уже можем беседовать о простых вещах. Сегодня они сказали, что хотят уйти домой. Я не совсем уверен в причине этого, но думаю, что они хотят рассказать о своих открытиях.

— Они уйдут все? — спросил Торнтон.

— Да. Я предложил отвезти их домой по воздуху, но они отказались. Почему — не знаю. Я уверен, что они меня поняли. Я показал им вертолет и пояснил жестами. Возможно, они не доверяют нам. Они настаивают на том, чтобы идти пешком.

— Где их дом? — спросил Лоренцен.

— Где-то на западе, в горах. Это все, что я смог выяснить. На расстоянии четырех недель пути.

— Ну, — спросил фон Остен, — что же будем делать?

— Рорванцы очень не хотели, чтобы мы следили за ними с воздуха, — медленно сказал Эвери. — Не знаю почему, возможно, какое-то табу, но, вероятнее всего, боятся, что мы будем бросать им на головы бомбы. Не забывайте, они так же плохо знают нас, как и мы их. Если мы будем следить за ними, я думаю, они сумеют спрятаться в горах, и мы никогда не сможем возобновить контакт. — Он подался вперед. — Однако, мне кажется, у них нет возражений, если мы будем сопровождать их пешком.

— Прямо в ловушку? — Фон Остен покачал головой так, что его светлые волосы взлетели в воздух.

— Не кажитесь большим ослом, чем есть, — сказал Гуммус-луджиль. — Они не могут не понять, что остальная часть отряда отомстит им.

— Неужели? — фон Остен вспыхнул и ударил себя кулаком в грудь для убедительности. — Но как остальная часть отряда узнает, где мы?

— По радио, конечно, — нетерпеливо сказал Гамильтон.

— Вы возьмете с собой портативную рацию…

— Но если туземцы узнают, что у нас есть радио?

— Хорошее соображение, — согласился капитан. — Похоже, они никогда не слышали об этом явлении. И мне кажется, им никто не говорил об этом… — Он побарабанил пальцами и продолжал:

— Мистер Эвери хочет отправиться с ними, и я согласен, что мы должны послать несколько человек. Возможно, это наш единственный шанс установить контакт с местным населением или правительством, чем бы оно ни было. Надо поближе познакомиться с их технологией и со всем остальным. В конце концов они, возможно, не будут возражать против колонизации. Мы этого не знаем, и наша обязанность — узнать. Вы, джентльмены, сейчас в лагере не нужны. Ваша работа выполнена, логически вы и должны составить отряд контакта. Вы будете поддерживать с лагерем постоянную радиосвязь и на всем протяжении пути проводить наблюдения. Не хочу скрывать от вас возможность опасных ситуаций. Вас могут подстерегать болезни, змеи или что-нибудь еще. Но в целом, я думаю, особых опасностей не будет. Дело это чисто добровольное и не будет никакого позора, если кто-нибудь откажется. Итак, все согласны отправиться в путь?

Лоренцен не был уверен, что хочет, но вынужден был признаться себе, что слегка боится и, пожалуй, хотел бы остаться в лагере. Но, черт возьми, все остальные согласились.

— Конечно, — сказал и он.

Позднее Лоренцену пришло в голову, что остальные тоже боялись оказаться единственными. Забавное существо человек.