Пол Андерсон - Звездный лис

— Если рептилии так развились на этой планете, — сказал он, — то очень вероятно, что тут вообще нет млекопитающих.

— Рептилии и ледниковый период? — скептически спросил Фернандес. — Только не такие большие, друг мой!

— О, строго говоря, не рептилии, но все же ближе к этому типу, чем земные млекопитающие. Здесь есть теплые и холодные сезоны, у них должна быть теплая кровь и хорошо развитое сердце. Но способ размножения у них определенно не плацентарный.

— Еще одно доказательство отсутствия здесь разумной жизни, — сказал Лоренцен. — Эта планета кажется открытой и ждущей людей.

— Да, ждущей… — с внезапной печалью заговорил Эвери.

— Ждущей шахт, городов, дорог, когда холмы будут срыты и равнины наполнены людьми. Ждущей наших собак, кошек, коров и свиней, которые уничтожат бесконечное разнообразие местной жизни. Ждущей пыли, дыма и толчеи.

— Вы не любите человечество, Эд? — саркастически спросил Гуммус-луджиль. — Я думал, ваша работа запрещает вам это.

— Я люблю человечество в соответствующем для него месте… на Земле, — ответил Эвери. — Ну ладно. Не обращайте на это внимания. — Он пожал плечами и улыбнулся.

— У нас достаточно своей работы, — сказал Гамильтон.

— Не наше дело заботиться о последствиях — Многие в истории думали так, — ответил Эвери. — Солдаты, инквизиторы, ученые, создавшие атомную бомбу… Ладно.

— Он отвернулся и вздохнул.

Лоренцен задумался. Он вспомнил зеленый шум лесов Аляски, дикую красоту лунных пиков. Мало осталось в Солнечной системе мест, где человек может быть в одиночестве. Жаль, что и Троэс…

Через неделю принесли обезьян. Умфандума осмотрел их, потом убил и вскрыл. Анализы он проводил с помощью Хидаки.

— Все в норме, — доложил он. — Я обнаружил у них в крови несколько типов местных бактерий, но они совершенно безвредны и не взаимодействуют с организмом. По всей вероятности, не могут размножаться в химических условиях человеческого тела. У нас не будет от них даже легкой лихорадки.

Гамильтон кивнул седой головой.

— Хорошо, — сказал он. — Я считаю, что можно выходить.

Он вышел первым. Последовала короткая церемония поднятия флага Солнечного Союза. Лоренцен вместе с остальными стоял с обнаженной головой. Ветер развевал его волосы под чужим небом. Он думал о том, что на фоне этого ландшафта, такого пустынного, вся церемония была святотатством.

В течение нескольких дней все были заняты устройством лагеря, роботы и люди работали много и напряженно, почти круглосуточно. Здесь всегда было светло. Зеленый и красный от двух компонентов двойного солнца, свет от огромного щита Сестры, нависавшей над ними в небе, окруженный яркими блика: ми звезд. Работа замедлялась из-за странных стычек, хотя люди, оказавшиеся изолированными от своей родины, родной планеты, вроде могли бы не ссориться. Но ссоры продолжались. Сеть непрочных построек возникла вокруг шлюпок, заработал главный генератор — появилось электричество. Обнаружили источник воды, одели его в трубы, поставили стерилизатор — появилась свежая вода. Кольцо детекторов, сигналов тревоги и пулеметов окружило лагерь. Были поставлены постройки, служившие спальнями, кают-компанией, лазаретом, лабораториями и механическими мастерскими… Металлические, полуцилиндрические здания совершенно не соответствовали окружающей местности.

После этого Лоренцен почувствовал себя пятым колесом в телеге. Астроному больше нечего было делать. Он установил телескоп, но из-за двух солнц и яркого спутника было всегда слишком светло для эффектных наблюдений. В суматохе и спешке лагеря он начал тосковать по дому.

Однажды Лоренцен вместе с несколькими членами экипажа на их единственном вертолете отправился к Скамандру, чтобы ознакомиться с ним и отобрать образцы. Река была необычной — медленно движущаяся, широкая, коричневая полоса. С одного покрытого тростником берега не был виден другой. Рыбы, насекомые и растения не интересовали Лоренцена. Как дилетант в зоологии, он больше интересовался крупными животными: парафилонами, астемаксами и тетрантелусами (как их назвали зоологи). Охотиться было легко. Ни одно животное раньше, по-видимому, не встречалось с людьми. Их было легко застрелить, когда они с любопытством приближались к лагерю. У всех на поясе висело оружие, но, хотя здесь водились и хищники — по ночам слышался их рев, — в общем опасаться здесь было нечего.

Высоких деревьев не было, равнину группами усеивали низкие кустарники. Они были невероятно прочны, топор тупился о стволы, и лишь плазменный резак мог уничтожить их. Биологи на основе дендрологии определили, что возраст кустарников составляет несколько столетий. Пользы от них не было: человеку придется ввозить свои саженцы, чтобы получить пригодные для пиломатериалов деревья. Но список съедобных растений и животных рос очень быстро. Человек мог оказаться здесь голым и одиноким, но если знал, как высекать огонь из кремня, то прожил бы вполне комфортабельно.

Но что же тогда произошло с людьми из первой экспедиции «Да Гама»?

В их исчезновении нельзя винить природу, она не была враждебной. Во многих районах Земли человек был в меньшей безопасности, чем здесь. Сейчас, в летний сезон, дни стояли теплые, а дожди лили умеренно прохладные. Конечно, зимой здесь будет снег, но при наличии огня и теплой одежды погибнуть от холода невозможно. Низкое содержание в воздухе двуокиси углерода означало некоторые изменения условий дыхания, но к этому легко было привыкнуть, они почти не ощущались. Освещение было странным: иногда зеленоватым, иногда красноватым, иногда смешением этих двух цветов с многочисленными оттенками и двойными тенями, отбрасываемыми двумя солнцами, но оно не было неприятно и, конечно, не могло служить причиной сумасшествия. Здесь были ядовитые растения, у нескольких человек появилась неприятная сыпь, когда они попробовали их, но даже самый тупой человек быстро научился бы их избегать. Местность была тихой и спокойной, лишь слышался свист и шелест дождя, иногда гром, иногда отдаленные крики животных и шуршание крыльев в небе, но все это было облегчением после лязга и грохота цивилизации.

— Что ж…

Лоренцен бродил, измеряя период обращения планеты и главнейших небесных тел. Остальное время он пытался помогать другим, разговаривал со свободными, играл в разные игры или просто сидел и читал. Безделье было не его виной, но все же Лоренцен чувствовал себя виноватым. Может, посоветоваться с Эвери?

Прошло двенадцать тридцатичасовых дней Троэса. И появились чужаки.