Роберт Шекли - Лавка старинных диковин (сборник)

– Мойша, ты меня слышишь? – спросил Соломон.

– Конечно-конечно, я тебя слышу, Соломончик. Ну и что ты мне хочешь поведать? Что-нибудь из твоих афрохасидских псевдонаучных бредней?

– Я пришел просто как друг, – ответствовал Соломон.

– Очень, очень мило, – хмыкнул Грелич. – Убийца возвращается, чтобы поглумиться над трупом жертвы.

– Не вполне понял, – сказал Соломон.

– А что тут понимать? Где ты был, когда я нуждался в друге? Где ты был, когда я собрался покончить с собой?

– Покончить с собой? На труп ты не похож, Мойша.

– Я честно пытался. И все еще жив по чистой случайности.

– Так каждый может сказать. А можно сказать иначе: так называемая случайность никогда не случалась.

– Софистика! – вскричал Грелич.

Соломон задумался, потом кивнул:

– Согласен. В самом деле, я никогда не был тебе хорошим другом. Точнее, не оказался тебе хорошим другом, когда это было тебе нужно.

– Ничего не хочу знать, – сказал Грелич, уловив тенденцию в поведении Соломона.

– Мы оба ответственны за то, что с тобой стряслось, – говорил Соломон. – Ты сам себя избрал жертвой, а я стал убийцей поневоле. Вместе мы и оборвали твою жизнь. Но мы оба просчитались в отношении Бога.

– С чего ты взял? – вопросил Грелич.

– Мы полагали, что можем воплотить в реальность Великое Ничто Смерти. Но Господь ответствовал нам: «Не так все должно быть». И Он даровал нам обоим жизнь, дабы мы терзались содеянным и не могли от этого спастись.

– Бог никогда бы так не сделал, – ответил Грелич. – Ну, если бы Он существовал.

– Бог существует.

– И на каких основаниях Он бы сделал то, что, по-твоему, сделал с нами?

– Ему не нужны никакие основания. Он не зависит от собственных решений. Он может делать все, что захочет, с кем угодно и когда угодно. На этот раз он решил наказать тебя. Ты сам виноват. Бог никогда не говорил тебе, что самоубийство угодно Ему.

Ричи понравился ход разговора. Ему хвалилось (термин, к которому Ричи еще предстоит привыкнуть) наблюдать, как агрессивный интеллектуал Грелич огребает по самое не могу от Соломона, который вещает, как религиозный проповедник, и знает толк в теологических спорах. Однако неожиданно Ричи осознал, что разгвор Грелич полностью взял на себя, а он, Ричи Каслмен, и слова не проронил.

– Эй, ребята, – сказал он. – Кажется, беседа затягивается, а меня так никто и не представил.

Грелич мрачно исправил ошибку.

– Почему бы не сделать перерыв и не перекусить? – предложил Ричи, обнаружив, что может говорить более свободно. – Я бы не отказался.

– В округе есть вегетарианский ресторан? – поинтересовался Грелич.

– Господи, понятия не имею, – сказал Ричи. – В паре кварталов отсюда есть вполне приличное кубинское кафе.

– Я никогда не возьму в рот некошерную падаль, – заявил Грелич. – Не говоря уже о том, что я вегетарианец.

– Тогда сам предложи, умник, – ответил Ричи.

– Господа, – подал голос Соломон. – Мы возьмем такси – я плачу – и отправимся в нижний Ист-Сайд, к Ратштейну.

Такси высадило их на углу Второй авеню и Четвертой улицы. Заведение Ратштейна было достаточно большим, порядка ста столиков, но почти пустым. Только за одним столом расположились двое мужчин: они пили кофе, закусывали блинчиками и о чем-то спорили.

– Прошу за Философский Стол. – Соломон сделал приглашающий жест и провел Ричи и Грелича к овальному столу на восьмерых. – Здесь часто сиживали Шельпштейн из Нью-Йоркского университета, иногда захаживает Ганс Вертке из Колумбийского.

Ричи никогда не слышал раньше об упомянутых джентльменах. И ему совсем не нравилась вегетарианская кухня. Он согласился на тарелку яичных пирожных и тоник из сельдерея. Грелич заказал блинчики с клубникой. Эсфирь предпочла рисовый пудинг. Соломон выбрал себе блюдо из риса с овощами.

Официант оказался пухлым коротышкой среднего возраста с копной редких седых волос на голове. Смахивал он на европейца. Двигался медленно, словно каждый шаг давался ему с большим трудом.

– К семи часам столик придется освободить, – сказал официант. – На вечер он зарезервирован.

– Сейчас еще только три пополудни, – проворчал Грелич. – Боже упаси, чтобы известнейшим философам современности пришлось вести свои дискуссии в другом месте. Мы уйдем отсюда задолго до начала их умных бесед.

– Наши клиенты привыкли видеть их за этим столом, – ответил официант. – Меня зовут Яков Лейбер, к вашим услугам.

Поначалу разговор шел понемногу обо всем. Перемывали косточки знакомым, обсуждали происшествия и скандалы, ругали погоду и политику. Благодаря этой беседе Ричи открылось лицо старого Нью-Йорка, города с доходными домами, ручными тележками, миквами [15] Миква – иудейская обрядовая баня. и дешевыми квартирами-студиями для студентов. Ричи казалось, что разговор идет о Нью-Йорке столетней давности, а не о современном индустриальном и деловом центре.

Когда они проезжали на такси по Второй авеню, Ричи заметил множество испанских продовольственных магазинов, парфюмерных лавок, закусочных и прачечных. То, что раньше было еврейским кварталом, превратилось в испанский баррио, или как там они называют свои трущобы.

Ричи поделился впечатлениями с Эсфирью.

– Все меняется, – вздохнула она. – Говорят, заведение Ратштейна держится только благодаря богатым еврейским мафиози из Нью-Джерси. Им хочется иметь нормальное место в центре, где можно прилично отобедать во время деловых поездок.

– Видел я когда-то фильм, – сказал Ричи. – Еврейский гангстер и его дочь, другой гангстер, молодой парень, который влюбился в дочь первого гангстера и отправился назад во времени, чтобы убить ее будущего супруга, потому что он плохо с ней обращался. Не помню, как они раздобыли машину времени, но по тем временам это смотрелось вполне логично.

– Так он заполучил девушку? – спросила Эсфирь.

– Типа того. Запутанный был сюжет.

– В выдуманных историях всегда так, – возвестил Грелич. – В жизни все совсем по-другому. Жизнь чертовски проста.

– Не могу согласиться, – сказал Ричи. Он уже понял: Грелич любит ставить вопрос таким образом, чтобы обязательно напроситься на возражение собеседника. – Как-то я писал рассказ со сходным сюжетом – тема-то не новая. И что получилось? Одна путаница. Боже ж ты мой, даже моя путаница запуталась.

Эсфирь засмеялась. Пустил смешок Соломон. Да и Грелич одобрительно хрюкнул.

– Ай, мальчик, – сказал Грелич. – А я и не знал, что ты у нас писатель.

– Ну, так уж и писатель, – скромно потупился Ричи. – Так, несколько рассказиков в журналах. В онлайновых, безгонорарных. Правда, среди их авторов есть пара имен.

– Так вы писатель?! – воскликнул официант Яков; он подслушивал разговор, накрывая стол.