Анна Скарфо - Проклятая

Почему он бросил в меня поленом?

Потому что в тот раз я не стала ему ничего делать и крикнула:

– Хватит с меня, уже хватит! Ни за что! Не хочу. Ну и что же ты не идешь к своей девушке?

Тогда он поднял с земли полено и бросил его в меня.

И это было не в первый раз, когда он меня побил. Когда у меня задерживались менструации и они об этом узнавали, они меня били. И всегда – по животу.

– Никаких детей, поняла? А иначе ты нас всех подставишь. Поняла?

Можно подумать, как будто это я решаю, будут у меня дети или нет. Это же они сами все делают.

После той дачи, хозяином которой был Тринчи, мы еще много где побывали. Но всегда – за городом. Однажды они привезли меня в какой-то дом, около которого были раковина для мытья посуды и заасфальтированная площадка. А внутри там была большая комната с кухней, в которой стояла маленькая детская мебель коричневого цвета. И еще – другая комната с двуспальной кроватью.

Вечером дня святого Мартина [26]братья Яннелло – Микеле и Доменико – и Доменико Кутрупи привезли меня в какой-то деревенский дом при дороге в Вараподьо [27]. На площадке перед этим домом была маленькая статуя Девы Марии. И колодец. Они прижали меня к стенке колодца и изнасиловали. Доменико Яннелло мне сказал, что если его жена или кто-нибудь в городе спросит меня о наших встречах, то я должна отнекиваться и говорить, что ничего такого не было, а иначе они меня убьют. А потом он меня скрутил, схватил за волосы и окунул головой в колодец. И я, не сопротивляясь, оставалась в воде. Но потом он меня, к сожалению, оттуда все-таки вытащил.

Что-то обязательно должно случиться. Или вот-вот случится. Трудно понять что именно. Но вот только они совсем распоясались и уже не знают удержу. Встречаемся мы раз в неделю, не больше. Но зато каждый раз приходят все новые и новые люди. Теперь уже в этом нет никакой тайны.

А однажды кто-то из них сунул мне в рот ствол пистолета.

Они часто приходят с оружием. Как, разве я вам этого не говорила? Ну да, они вооружены, и я у них несколько раз видела оружие. И вот кто-то из них сунул мне в рот ствол пистолета.

– Если ты кому-нибудь расскажешь, чем мы тут занимаемся, то мы тебя пристрелим.

Они хохотали и заталкивали ствол пистолета в мое горло. Все глубже и глубже. Я даже не знаю, был ли он заряжен. И не хочу этого знать.

А вот теперь я рассказываю об этом так, как если бы в этом не было ничего особенного. Ну, произошло это когда-то – и произошло. Произошло разок, но больше не повторялось. И я не хочу, чтобы повторялось.

В окно летят камни. Ставни опущены. Сначала камни бросают потихоньку, а потом они летят градом, все вместе. Это было днем.

Анна дома одна. Она включает стереопроигрыватель на полную громкость. И там, по радио, поют песню:

А камни все летят и летят градом. А музыка все звучит.

Каждый камень говорит что-то свое.

Один обвиняет и визжит: «Шлюха».

Другой угрожает: «Мы тебя сожжем, сожжем тебя заживо».

А вот другие молчат.

Молчат те, кто встречает Анну на улице и плюет ей под ноги. Те, кто бросает ей вызов своими взглядами. Те, кто проезжает у нее под окном на машине. Те, кто поджидает ее у выхода из магазина. А еще – те, кто перетолковывает факты на свой лад.

А камни все стучат и стучат в закрытое окно.

И каждый из них стучит по-своему. И каждый причиняет боль – но по-своему, на свой лад.

И потихоньку они становятся целой грудой.

Я расчесываю сестренке волосы. Она перекрасилась в блондинку и теперь кажется мне немного непривычной. Но зато она такая красивая. Такая же красивая, какой когда-то была и я. Да и ей сейчас тоже, как когда-то и мне, тринадцать лет. Ей нравятся туфли на каблуках, и она всегда очень тщательно продумывает свои наряды. Дома у нас, конечно, нет денег, чтобы тратить их на одежду. Нашего двустворчатого шкафа нам с лихвой хватает для нас обеих: там у нас хранится и летняя, и зимняя одежда, не считая нательного и постельного белья. Но вот зато она здорово умеет перешивать одежду, подбирать ее по виду и по цветам.

Сегодня воскресенье, и закусочная, в которой я работаю, закрыта. Сегодня утром я обмазала ее волосы питательным составом из оливкового масла, а потом обмотала ее голову прозрачной бумагой. А через час я помогла ей хорошенько промыть волосы. И вот теперь они у нее блестящие и мягкие.

– А что ты хочешь делать, когда станешь взрослой? – Пока я расчесываю ей волосы, она болтает со мной о разных пустяках.

– Я?

– Ну да, когда станешь взрослой.

– Так я уже и так взрослая.

Она поворачивается ко мне. Мы с ней сидим на моей постели. Волосы у нее теперь мягкие-премягкие. Она на меня смотрит, и мне приходится отвечать:

– Пока что я работаю в закусочной, но я там не собираюсь работать вечно. Мне нравилось работать парикмахершей, и я, может, выучусь на стилиста, буду делать модные прически. Или стану косметологом.

– Здорово.

Мой выбор ей нравится.

– Ну а ты? Ты-то сама что хочешь делать, когда вырастешь?

Мы с сестренкой целыми днями сидим вместе и болтаем ни о чем, по очереди то спрашивая, то отвечая и задавая друг другу все новые и новые вопросы.

И что я без нее буду делать?

– Я? Мне хочется немного побродяжничать. Ну а потом выйти замуж, – отвечает она.

– Так ты хочешь замуж? – И я на нее бросаюсь, начинаю ее щекотать.

А она вырывается, смеется и трясет волосами, которые теперь пахнут оливковым маслом.

– Ага, хочу. И еще я хочу устроить настоящий праздник. Я хочу, чтобы платье у меня было белое-пребелое, а фата – длинная-предлинная. И еще у меня будет трехъярусный торт. Да, но сначала должна выйти замуж ты. Правда же, Анна? А иначе я не смогу выйти замуж, я же младше. У тебя уже есть жених?

Какая она красавица, моя сестренка! Совсем как я.

– Да нет, нет у меня жениха. Да и замуж я не хочу. Так что ты спокойно можешь выходить замуж первой.

И я снова вспоминаю то свадебное платье, о котором я когда-то мечтала в тринадцать лет, – с тремя розочками и со шлейфом.

– Ага, ну тогда я выйду замуж, а ты будешь у меня свидетельницей. Как здорово! Ура!

И она начинает скакать прямо на кровати. И тогда я снова бросаюсь к ней, и мы обнимаемся. И смеемся. И начинаем друг друга щекотать.

– Ну что вы там еще затеяли? Угомонитесь. Чего расшумелись?

Это мама. Она стоит на пороге нашей комнаты. И мы встаем с кровати. Я едва сдерживаюсь, чтобы опять не рассмеяться. Да и моя сестренка все не унимается.

– Давайте, давайте… живее! Начинайте накрывать на стол. Давай, Анна, приготовь куриные котлеты, а то скоро вернется отец, пора будет ужинать.