Анна Скарфо - Проклятая

… Не шевелясь, я пролежала в постели до тех пор, пока где-то вдалеке не запел петух.

На следующий день в полицейское управление вызвали на допрос одного парня, которому, по моим словам, Доменико Яннелло однажды предложил съездить вместе с нами, но он отказался. В полиции решили, что лучше начать с людей, непосредственно к этому не причастных – так сказать, «из дальнего круга». Они допрашивали его, чтобы понять, правда ли то, что я им рассказала.

А он ответил так:

– Анна Мария? Ну да, я про нее многое знаю… Это девица легкого поведения, то есть она путается со всеми подряд, и если ей захочется с кем-нибудь переспать, то она так и делает. Что мне еще известно? Что она пристает к одному старику… Ну ни стыда, ни совести. Что мне еще известно? Что с Анной Марией Скарфо переспали многие из Сан-Мартино, в том числе и мои двоюродные братья – Доменико Яннелло и Микеле. И еще Кутрупи… Правда, это всего лишь сплетни: я-то сам ее никогда не видел. Она хотела и меня затащить к себе в постель, но я ей побрезговал. Я-то сам никогда не предлагал ей покататься со мной в машине.

После него карабинеры вызвали на допрос и другого свидетеля.

– Она непутевая… Из тех, кто слишком заигрывает со всеми подряд. Она держит себя развязно, ходит в мини-юбке, – рассказал второй.

И карабинеры поняли, что я говорила правду.

Это они, именно они все поняли и меня спасли – мужчины, которые спасли меня от других мужчин. А я-то думала, что больше я уже никогда не доверюсь мужчине. Но вот они-то, они оказались совсем другими.

С тех пор я всегда ношу у себя в бумажнике фотографию карабинера. Я даже не знаю, настоящий ли это карабинер, хотя он и одет в настоящую форму, а я теперь разбираюсь и в униформах, и в знаках отличия. Я вырезала эту фотографию из одного журнала. И когда кто-нибудь ее видит, он сразу же спрашивает:

– Это кто? Твой жених?

А я отвечаю:

– Нет, не жених. Это мой ангел-хранитель.

На этот раз их было трое. Но и опять это были женщины: невеста, мать и племянница.

– Перестань разносить по городу эти сплетни.

– Какие сплетни? – переспросила Анна.

– Что ты гуляешь с нашими мужчинами.

– А кто это говорит?

– Да ты сама и говоришь. Ты все врешь. Чего тебе от них надо?

– Я ничего не говорю и ни с кем не гуляю.

– Хватит тебе разносить эти слухи.

– Да ничего я не разношу.

– Мы разобьем тебе морду.

Прошло два дня. Прошло сорок часов или, может, чуть меньше, и я снова вернулась в полицейское управление. Но не для того, чтобы продолжать давать показания. Нет, не для этого.

Мои родители узнали, что я заявила в полицию.

И об этом им сказал Микеле Яннелло. Опять он. Опять они.

Сегодня днем, совсем рано, он заявился к нам домой:

– Здравствуйте, синьора, добрый день.

Дверь ему открыла моя мама.

– А ваш муж дома?

– Нет, на работе, в Читтанове [31], возится там с машинами. Но к вечеру он вернется.

– А когда?

– Часам к семи или к половине восьмого. А зачем он тебе нужен, Микеле? Ты мне скажи, я ему передам.

В наш дом он так и не зашел. Странно, но моя мама почему-то не предложила ему войти.

– Вы бы повнимательнее приглядывали за своей дочкой, Анной Марией.

Мама немного притворила дверь.

– На днях она ходила к карабинерам и наверняка наболтала им какую-нибудь чушь. Сегодня вечером, около половины восьмого, я к вам еще вернусь, чтобы переговорить с вашим мужем. И тогда вам станет ясно, что вещи, о которых Анна треплется карабинерам, – это все было только шуткой, и на самом деле ничего такого не было. Да она и сама хорошо знает, как обстоят дела, а мы все люди женатые, отцы семейств… Мы порядочные люди, и Анна хорошо это знает. Так пусть она не корчит из себя дурочку, а иначе мы поговорим с ее отцом. Сегодня вечером я еще вернусь. Надеюсь, что все уладится.

А я сидела у себя в комнате и все это слышала.

Мама ничего не ответила. И даже не попрощалась. Закрыв за ним дверь, она появилась на пороге моей комнаты:

– Анна, чего ты там еще натворила? У нас что, какие-то неприятности?

Ума не приложу, как это Микеле узнал, что я была у карабинеров. Может, кто-нибудь видел, как я входила в полицейское управление или выходила из него. Или, может, подняли тревогу те два свидетеля, которых допрашивали карабинеры.

Днем я вернулась в полицейское управление. Там, как всегда, на месте был капитан.

– Послушайте, капитан…

– Привет, Анна! У тебя все в порядке?

– Да нет. Около вашего главного подъезда сейчас стоят мои родители. Микеле Яннелло узнал, что я подала заявление, и сказал им, что мы должны его забрать. И вот мои родители стоят внизу и ждут.

Мы сидели в его кабинете на втором этаже. Капитан встал из-за стола и выглянул в окно – посмотреть, стоят ли на улице мои родители. Ну да, они там.

Потом он вернулся к своему столу и сел. Немного помолчал – может, минуту, а может, и меньше. Потом снова встал:

– Анна, а сама-то ты что собираешься делать? – Капитан обогнул свой стол и подошел прямо ко мне. Посмотрел мне в глаза. Его лицо было решительным, а взгляд – спокойным и твердым. Он стоял так близко. И ждал моего ответа.

– Знаете, капитан, я… Я не собираюсь забирать заявление. Хочу, чтобы делу дали ход.

Я всего лишь девчонка. Мне шестнадцать лет. И я бросила школу. У меня ничего нет. Да и я сама теперь – ничто. Но я устала, дошла до точки. До той точки, когда боль становится сильнее страха. И вот наконец настало время, когда пора сказать «хватит», широко открыть глаза и поставить на карту всю мою жизнь, хотя она, может, ничего и не стоит. Но назад я уже не поверну.

– Нет, капитан, я от своего не отступлю. И все объясню моим родителям. Вы уж извините.

Поросенок визжит. Ему вонзили в рыло острый крюк и тащат его, связанного, к наклонному деревянному настилу. Настил сделан с уклоном для того, чтобы кровь могла стекать в черное пластмассовое ведро. И все приходится делать очень быстро.

Двое мужчин кладут поросенка на стол. Забивают его. Разделывают. Льют на его розовую тушку кипяток и начинают соскабливать с него щетину. А потом каждую часть его туши разрежут, сварят, съедят. У нас это называют «свинским пиром».

Поросятину разделывают и готовят. Завтра у нас будет праздник, и мы полакомимся на славу.

Проснувшись и выйдя в сад, Анна увидела висевшее на веревке белье – оно было все в крови. С него капала кровь, оно все пропахло кровью. Сначала Анна ничего не поняла. Подошла поближе. Потрогала белье. И испачкала руку кровью. Она закричала, дернула веревку вниз… Рубашки и штаны полетели на землю. Анна начала их топтать и закричала. Она все кричала и втаптывала вещи в землю – только бы не видеть крови.