Генри Олди - Ангелы Ойкумены

– Нет, – ответил Диего. – Не собираюсь.

– Это правильно, – дон Луис надеялся, что голос его звучит искренне. Он и впрямь считал, что это правильно, но слабак-голос мог подвести, сорваться без причины, слукавить на ровном месте. – На твоем месте я бы поступил так же.

– Меня обвинят в трусости, – безучастно произнес Диего. – Я знаю, обвинят.

– В чем мы не испытываем нужды, так это в обвинителях. Но если ты прилетишь в Эскалону, я обвиню тебя в глупости. Уж поверь, мое обвинение стоит миллиона чужих!

– Вы полагаете, дон Луис…

– Нет, – драматург перебил сына, чуя, что тот способен наговорить лишнего. – Ничего я не полагаю. Ну какой из тебя трус? Ты всегда был слишком прост для этого. Трусость требует расчета, я бы сказал, изящества, иначе она не смотрится на сцене. Ты же лез напролом, раскидывая декорации. Думаешь, я тебя осуждаю? Я завидую тебе, мальчик мой. Я горжусь тобой. Надеюсь, ты связался со мной не для того, чтобы я отпустил тебе грехи?

Я нарочно, без слов добавил Луис Пераль. Язвлю, гаерствую. Сыплю двусмысленностями. Хочу, чтобы ты видел: я не изменился, я такой же, как и раньше. Ты тоже не изменился, суровый дон Диего. Прямей рапиры, только менее гибкий. Чем ты занят сейчас? Чем бы ты ни был занят, это высасывает из тебя все соки…

– Грехи? – спросил Диего с серьезностью человека, чье чувство юмора сгорело в аду. – За отпущением грехов я пойду к священнику. Вам, дон Луис, я хочу предложить другое.

– Что же?

– Эвакуацию. Вас вывезут из Эскалоны в безопасное место. Любая планета по вашему выбору, расходы за казенный счет. Соглашайтесь, прошу вас.

– Казна гематров? – Пераль-старший рассмеялся. – О, это просто бог из машины! Он спускается на сцену с колосников, неся беднягам решение их проблем… Спасибо, дон Диего! К сожалению, я вынужден отказаться. Я останусь дома и досмотрю спектакль до конца. В этой постановке Луис Пераль – зритель. Неужели ты решил, что я откажусь от такой роли? От редчайшей для комедиографа роли?! Бог из машины – самый скучный финал из всех мне известных…

Ты не обидишься, добавил он молча. Ты знаешь меня лучше других, изучил от пяток до кончиков волос. Кому, как не тебе, известно: когда Луис Пераль превращается в Федерико, чьи реплики, даже наидобродушнейшие, жужжат роем комаров, слепней, полосатых ос, готовые в любой момент укусить зазевавшегося собеседника, и случается, кусают – в эти моменты я уязвимей младенца. Я тронут заботой, полон любви, я прячусь за рискованным остроумием, как за частоколом с заостренными концами. Не умею иначе, таким родился; нет, ты не обидишься, мой усталый, мой черный, мой строгий мальчик…

– Я умоляю, – сказал Диего. – Оставьте Эскалону.

Ради бога, услышал Луис Пераль в реплике сына. Ради всего святого, позвольте мне вывезти вас на Таммуз или Элул. Так будет легче вам, а главное, так будет легче мне. Чем бы я сейчас ни занимался, меня тянет домой. Если вы уедете, мнения злопыхателей утратят важность для меня. Если вы останетесь, они вонзятся в мою душу сотней отравленных стрел. Ваше присутствие в Эскалоне – яд на стальных наконечниках.

– Извини, – оставив игру, ответил Пераль-старший. – Прости меня, пожалуйста. Никуда я не поеду, здесь останусь. И ты не приезжай, не будь дураком. Береги себя, хорошо? Мне не хотелось бы переписывать финал для Монтелье.

– Что? – не понял Диего. – Какой финал?

– Счастливый. Ладно, забудь.

– Дон Луис…

– До встречи, дон Диего!

Драматург обеими руками взлохматил седую курчавую шевелюру, став похож на одуванчик, и против воли добавил:

– До встречи в лучшие времена!

– До встречи, – кивнул Пераль-младший. – В любые времена.

– Не сомневайтесь, ваше благородие!

– И все же…

– Стерляжья ушица – самое оно-с!

– Не врешь, коверный?

– Как можно, ваше благородие? Только я не коверный, я половой…

Официант, которого в трактире по загадочным причинам называли «половым», только что под ноги не стелился. Плутоватый клоун, он был готов рассыпаться мелким бесом и вновь материализоваться в любом угодном барину месте – лишь бровью поведи! Раскопав в вирте «Табель о рангах», Крисп выяснил: «вашим благородием» на Сечене именуют офицеров от штык-юнкера в артиллерии до пехотного штабс-капитана. Обращение ему нравилось: солидно и с уважением. Как хитрюга половой срисовал клиента? Как вычислил, что тот «при погонах»? Хреновый из нашего благородия конспиратор, вздохнул Крисп. Одно слово: аналитик, крыса кабинетная. Штык-крыса, штабс-крыса, супер-обер-крысюк…

Половой превратно истолковал вздох клиента:

– Уха – объеденье-с! – он причмокнул для убедительности. – Стерлядь свежайшая, Митька прям с утречка изловил. Шеф-повар наш, Петр Лукич, по дедовскому рецепту варит! На петушьем бульонце с полбутылкой игристого! Моло́ки особнячком, в уксусном маринаде! Его высокопревосходительство генерал-губернатор Фруцкер премного хвалить изволили-с…

– Неси уху, оратор, – Крисп махнул рукой с такой вальяжностью, что генерал-губернатор Фруцкер сдох бы от зависти. Здешние манеры усваивались быстрей быстрого. – А для разминки… Дай-ка меню! Вот: холодец с хреном, селедочку, грузди в сметане…

– Отличный выбор, ваше благородие! – половой для форсу чиркал ручкой в блокнотике. По хитрой роже было видно, что для него не проблема с лету запомнить банкетный заказ человек на двести. – Груздочки из бочки, не чета фабричным! Сами собираем, сами солим, сами пьем, сами пляшем… Под грибки не решите ль водочки-с? Груздь без водки, что день без погодки…

Предложение выглядело соблазнительным. Правда, унтер-центурион Вибий намеревался сегодня поработать, а для этого требовалась ясная голова – основной инструмент аналитика. С другой стороны, всего одна стопка… «Одна! – дал Крисп твердый зарок. – И никакой второй! Ну, третьей…»

– Валяй, братец.

– Пивка-с? Легонького?

– Ну ты змей! Меню оставь, я горячее выберу.

– Сей секунд, ваше благородие!

Половой испарился с ловкостью призрака столетней выдержки. В ожидании заказа Крисп окинул взглядом трактирный зал. Несмотря на обеденное время, народу было мало. Компания бородачей за декоративным плетнём – купцы, не иначе; туристы с Бисанды: парень в сюртуке от кутюр и костлявая девица в шелковом комбинезоне; да, еще Веник со Шваброй пили чай с баранками, разместившись за угловым столиком по соседству. Эти двое сопровождали унтер-центуриона, как приклеенные. Телохранители, хмыкнул Крисп. Временами его подмывало проверить сладкую парочку в деле. Затеять ссору на пустом месте – да хоть с теми же купцами! – довести дело до драки, а потом отойти в сторонку, пока Веник со Шваброй будут драить бородачами полы и проверять на крепость стены трактира.