Дональд Уэстлейк - Дурак умер, да здравствует дурак !

Седовласый круглолицый священник в черном одеянии ласково улыбнулся мне, оглядел с головы до ног и произнес тихим елейным голосом:

- Доброго вам дня, досточтимый сэр. А мисс Гертруда Дивайн дома?

Достаточно ли надежно я спрятал лампу? Суетливо и поспешно прижав ее к крестцу, я ответил:

- Э... нет. Ей... э... надо было ненадолго уйти. Не могу сказать, когда она вернется.

- Ага. Ну что ж, - со вздохом сказал священник, вытаскивая бурый бумажный пакет из-под левой мышки и запихивая его под правую. - Зайду попозже. Извините за беспокойство.

Любая мелочь, любая кроха сведений могла иметь значение, поэтому я спросил:

- Не соблаговолите ли объяснить, в чем дело?

- Библия мистера Грирсона, - ответил священник. - Может, я зайду завтра пополудни?

- Не знаю, будет ли мисс Дивайн дома, - сказал я. - Что вы имеете в виду, говоря о библии мистера Грирсона?

- Он заказывал библию с посвящением.

Итак, мой дядя Мэтт, знаменитый кутила, гуляка и мошенник, на склоне лет обратился к богу. Сознавая, что это низко, я, тем не менее, испытал легкое злорадство при мысли о том, что донельзя уверенный в себе обманщик утратил изрядную долю этой уверенности, как только почувствовал приближение конца.

Думаю, мне удалось скрыть это недостойное человека чувство. Я сказал:

- Может быть, я сумею вам помочь. Я - племянник мистера Грирсона.

- О, правда? - его довольная улыбка приобрела печальный оттенок. Весьма рад познакомиться с вами, сэр, хотя, конечно, предпочел бы сделать это при менее прискорбных обстоятельствах. Я - преподобный Уиллис Маркуэнд.

- Здравствуйте. Я - Фредерик Фитч. Э... не зайдете ли в дом?

- Если вы уверены, что я не нарушу...

- Ни в малейшей степени, сэр.

Когда я закрывал дверь, преподобный Маркуэнд заметил лампу. Я издал глупый смешок и объяснил:

- Вот, как раз чинил, когда вы пришли.

Водрузив купидонов обратно на телевизор, я предложил преподобному присесть.

- Ваш дядя был замечательным человеком, - начал он. - Такая утрата!

- Вы были близко знакомы?

- Боюсь, что только по телефону. Мы немного поболтали, когда он позвонил в институт, чтобы заказать библию, - преподобный похлопал по лежавшему на диване бурому конверту.

- Это она и есть?

- Не желаете ли взглянуть? Это наше лучшее издание, просто красота. Мы все очень им гордимся.

Сняв обертки, он показал мне книгу. Она и впрямь производила внушительное впечатление, почти такое же, как лампа с купидонами, и была выдержана в той же цветовой гамме. Переплет из белого дерматина, затейливое золотое распятие, золотая же вязь на корешке. Обрез тоже был золотой, а закладками служили красные ленточки. Книга изобиловала старательно выведенными буквицами и была щедро снабжена иллюстрациями на толстой бумаге, а большинство диалогов было набрано красным шрифтом. На фронтисписе красовалось посвящение, начертанное золотым курсивом: "Дражайшей Герти Дивайн со всею моею любовью навсегда. Но куда ты пойдешь, туда и я пойду.

Руфь 1: 16. Мэтью Грирсон".

М-да, странно. Я еще мог представить себе, что дядюшка Мэтт на склоне лет пристрастился к богословию, тем более, зная, что болен неизлечимой формой рака. Но едва ли ему, да и кому-нибудь другому, пришло бы в голову дарить Герти Дивайн (несмотря на ее ангельскую душу) библию в переплете из белого кожзаменителя с золотым тиснением. В это как-то не верилось. Стало быть, книга содержит в себе еще что-то, незаметное с первого взгляда.

Я понял. Это была какая-то весточка. Ключ, который сумеет распознать Герти.

Ключ к чему?

Может быть, триста тысяч долларов - это еще не все? В конце концов, дядя Мэтт сколотил свое состояние в Бразилии, а Бразилия - огромная молодая страна, богатая еще почти не тронутыми запасами сырья. Может быть, денег больше, гораздо больше, а триста тысяч - лишь верхушка айсберга. И указатель пути к главному кладу - как раз в этой библии?

Ну конечно! Зачем еще дарить триста тысяч совсем чужому человеку, даже если по бумагам он - твой родственник? Да затем, что это - крохи для цыплят, а настоящая кубышка запрятана где-то еще.

Вот почему дядя Мэтт подослал ко мне Герти. Он предоставил ей самой решать, рассказать мне об остальных деньгах или нет. Триста тысяч - это просто испытание, чтобы узнать, стоит ли отдавать мне все. А Герти похитили люди, которые хотят вытянуть из нее сведения о кладе.

- Вы разносите эти штуки? - спросил я.

- Э... - священник растерянно улыбнулся. - Возникает вопрос оплаты.

Ваш дядя должен был прислать нам чек, но, к сожалению, кончина помешала ему...

- Сколько это стоит? - спросил я.

- Тридцать семь долларов пятьдесят центов.

- Я выпишу вам чек, - сказал я, доставая чековую книжку, которую прихватил из дома, поскольку не знал, как долго буду в бегах. Но пока мне не выдавалось случая воспользоваться ею.

Преподобный Маркуэнд снабдил меня ручкой и сказал:

- Выпишите на Институт любящих сердец.

Я передал преподобному чек, и Маркуэнд, казалось, опять собрался сесть, чтобы уже в качестве священнослужителя, а не рассыльного, обсудить со мной мои собственные богословские воззрения, но я сумел отбояриться от него, заявив, что должен немного поработать. Преподобный выказал полное понимание и тотчас ушел, а я приступил к штудированию священного писания.

Проведя за этим занятием почти час, я так ничего и не вычитал. Вроде, библия ничем не отличалась от любой другой. Во всяком случае, я никаких особенностей не обнаружил. Но ведь сообщение было адресовано Герти, которая, несомненно, поймет все с первого взгляда.

В конце концов мне пришлось забросить богословие. Я засунул библию в духовку, от глаз подальше, и, забыв о ней, возобновил размышления, прерванные приходом преподобного Маркуэнда. Собственно, они сводились к тому, что единственный факт, в котором я мог быть уверен, - убийство дядюшки Мэтта. Начав с этого факта, я, если очень повезет, сумею раскопать еще несколько достоверных фактов.

Что ж, прекрасно. На тот случай, если Герти удастся убежать от похитителей, я оставил ей записку, в которой обещал время от времени позванивать, и отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газетные сообщения об убийствах.

Одинокий искатель вышел на след.

Глава 15

"Дейли-ньюс" сочла моего дядюшку Мэтта скучной личностью, но всячески избегала говорить об этом прямо. В конце концов газета выставила его полузагадочным полумиллионером полупреклонных лет, составившим полоумное завещание, имевшим полупонятную биографию и полуголую стриптизерку в качестве полусиделки-полулежалки. Дабы покончить с этой половинчатостью и довершить дело, судьба, в придачу ко всему, ополовинила его земной срок, сделав дядьку жертвой убийства, которое произошло в его роскошной полуторной квартире на Южной Сентрал-Парк-авеню, причем убийца до сих пор не был найден. Было совершенно очевидно, что "Ньюс" надеялась сорвать большой куш на дядюшке Мэтте, но не смогла по-настоящему взять его в оборот и сделала дело только наполовину. Все статьи, посвященные убийству дядьки, где-то с середины начинали повествовать о чем-нибудь совсем другом, например, о братьях Коллиер, с которыми дядюшка, по-моему, не имел ничего общего, за исключением того обстоятельства, что они тоже умерли, были богаты и принадлежали к белой расе.