Митчел Уилсон - Живи с молнией

- Почему же она не разведется и не выйдет за Хэвиленда?

- Кто его знает почему. Кто может вообще что-нибудь знать? Кто знает, почему люди не делают того, что следует? Почему тот старичок продает цветы в этом пустынном месте, а не пойдет на Таймс-сквер? И почему мы с тобой ведем себя так, а не иначе? Почему мы не снимем себе комнату, чтобы побыть наедине, а бродим по улицам?

Сабина как-то странно притихла. Они молча прошли три квартала, затем, словно не расслышав его слов, она снова спросила, на этот раз еле слышно:

- Ты все-таки будешь осторожен в лаборатории?

- Не беспокойся, - ласково сказал он. - Я знаю, о чем ты думаешь. Такие мысли и мне иногда приходят в голову, но все будет хорошо. О, мы можем подождать.

- Нет! - сказала она. - Ждать мы не можем!

Его поразило сдержанное напряжение в ее голосе, и он повернулся, чтобы заглянуть ей в глаза, но она упрямо смотрела перед собой.

- Нам незачем ждать, - продолжала Сабина. - Что это нам даст? Мы ведем себя, как дети, вот и все. Конечно, мы можем обвенчаться, когда ты закончишь опыт и получишь работу, но совершенно ни к чему откладывать все остальное. От этого только еще тяжелее.

Эрик остановил ее посреди пустынной мостовой. Они стояли между двумя уличными фонарями, и тени их слабо чернели на темном тротуаре.

- Боже мой, у тебя такой несчастный голос, - сказал он.

- Нет, я совсем не несчастна. Во всяком случае не так, как ты думаешь.

- Тебя удручает, что все это еще так нескоро.

- Нет, честное слово, нет. Но мы все время только и стараемся сделать друг друга несчастными. Надо брать от жизни все, что можно.

- Ты действительно так думаешь? - спросил Эрик и руками притянул к себе ее лицо. Даже в темноте он увидел, что глаза ее блестели от злости. - Ты согласна на это?

- Да, - сказала Сабина. Поглядев ему прямо в глаза, она высвободилась из его рук и прижалась лицом к его груди. - Я хочу этого, - прошептала она.

Эрик крепко сжал ее в объятиях. Он так ее любил, что не мог выразить это словами. Покачав головой, он с отчаянием произнес:

- Я разузнаю и постараюсь найти что-нибудь подходящее.

- Только не будем откладывать, - умоляюще сказала она. - Давай найдем что-нибудь сейчас же. Неужели тут поблизости нет гостиницы?

- Квартала за два отсюда есть гостиница, мы проходили мимо. Она маленькая и, наверно, недорогая. Пойдем туда. У меня есть четыре доллара.

- Но ведь не можем же мы явиться так, без вещей? Ох, Эрик, неужели мы должны опять откладывать из-за какого-то чемодана? - Казалось, Сабина вот-вот заплачет.

- Я забегу в тот магазин, мимо которого мы шли, - сказал Эрик. - Куплю что-нибудь самое дешевое. Видишь закусочную на той стороне? Подожди меня там и съешь что-нибудь. Я вернусь через несколько минут.

Закусочная была почти пуста; Сабина присела к стойке и заказала кофе, но не притронулась к нему. Ее охватило тоскливое волнение, она уже испытывала его тысячу раз в жизни, когда сдавала экзамены или когда искала работу. От такого волнения кровь не приливала к лицу, в нем не было ни радости, ни ликования.

Ей казалось, что прошло уже много времени, когда наконец вернулся Эрик с чемоданчиком чуть побольше коробки для бутербродов; новизна его резко бросалась в глаза. Сабине неудержимо захотелось смеяться, но она чувствовала, что если даст себе волю, то не сможет остановиться.

Гостиница оказалась маленькой и очень старомодной. Это было совсем не то, чего ожидала Сабина. В вестибюле на креслах с гобеленовой обивкой чинно сидели рядком несколько пожилых, благопристойного вида дам; остальные кресла были пусты, кроме одного, в котором читал газету какой-то человек средних лет. Эрик подошел к конторке, Сабина остановилась поодаль. Она чувствовала себя неловко и изо всех сил старалась держаться независимо. Но дежурный портье только скользнул по ней взглядом.

Коридорный взял у портье ключ и провел их к лифту, помещавшемуся в старомодной проволочной клетке. На четвертом этаже они вышли и очутились в мрачном холле, где пахло старыми коврами и мебельным лаком. Лампочка на потолке светила тусклым зеленоватым светом. Эрик взял у коридорного ключи, дал ему двадцать пять центов, они вошли в комнату и остались одни - совсем одни - в первый раз с тех пор, как они познакомились.

Полное уединение подействовало на них так ошеломляюще, что в первые минуты они совсем растерялись. Сабина даже не сняла пальто и шляпы, она стояла, оглядывая маленький гостиничный номер. Комната как комната - может быть, только немного мрачная и грязноватая. Для Сабины она была чужой и безличной, как любой магазин или ресторан. Поглядев на старомодную двуспальную кровать, она почувствовала себя маленькой и одинокой; ей казалось, что она не сможет заставить себя даже сесть на эту кровать.

Эрик увидел выражение ее лица. Она спохватилась, что не старается скрыть своих ощущений. Он тотчас поставил чемоданчик на стол и обнял ее.

- Ничего, девочка, здесь не так уж плохо, - прошептал он. - Не вешай голову. Все будет прекрасно.

Сабина крепко прижимала его руку к себе, пока он снимал с нее шляпу. Она была безмерно благодарна ему за то, что он подошел к ней в эту минуту, и едва не расплакалась. "Какой он замечательный", - думала она. Сознательно или случайно, но каждый раз он подходил к ней с утешением именно в ту минуту, когда она больше всего в этом нуждалась. Она прижалась лицом к его лицу и долго стояла так, закрыв глаза.

- Знаешь, кто ты? - сказала она, чуть отстраняясь от него. - Я тебе скажу. Ты самый хороший и добрый человек на свете.

- Это не я такой. Хорошая любовь всегда делает человека хорошим.

Он поцеловал ее в щеку, отступил в сторону и огляделся, ища глазами чего-то. Она не поняла, почему он вдруг отошел от нее и чего ищет. Наконец Эрик взял с умывальника стакан, ополоснул его и до половины налил водой.

- Придется удовольствоваться этим, - с сожалением сказал он.

- Для чего?

Эрик открыл чемоданчик. Слезы, давно уже просившиеся наружу, набежали Сабине на глаза, желтые лепестки купленных им нарциссов превратились в миллионы сверкающих точек и заплясали по всей комнате. Букетик был небольшой, но яркий цвет нарциссов внезапно как бы озарил и согрел комнату. В эту минуту любовь так переполняла Сабину, что она не могла шевельнуться. Она только смотрела на Эрика беспомощно-счастливым взглядом.

- Это я купил у того старичка, - объяснил он, неловко засовывая цветы в стакан, - у того самого, которому следовало бы пойти на Таймс-сквер.

Он не понял слез, выступивших на ее глазах от избытка нежности, и улыбка на его лице сменилась огорченным выражением.

- Но ведь... что это была бы за свадьба без цветов!

3

Предсказание Хэвиленда оправдалось, и прибор был окончательно готов только в начале июня. Последние дни сборки прошли в лихорадочном напряжении; теперь, прежде чем приступить к опытам, оставалось только проверить работу прибора в целом. В пятницу, в восемь часов утра, Эрик включил вакуум-насосы, а Хэвиленд сел за маленький столик со своими записями. Насосы стали издавать низкие басовитые звуки с ритмичными перебоями, похожие на усиленное в тысячу раз биение больного сердца. Через несколько минут, по мере того как давление в приборе стало заметно падать, звук начал повышаться - он становился все выше и выше по тону и наконец перешел в негромкое, четкое и звонкое постукивание. Хэвиленд включил подачу гелия, и через некоторое время гальванометр показал присутствие слабого потока альфа-частиц.