Шелли Мэрри - Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек.

Подобная обратимость литературных аллюзий и связанных с ними художественных смыслов вообще характерна для поэтики романа М. Шелли. Пересечение разнородных ассоциативных и реминисцентных планов задает различные изобразительные ракурсы, совокупность которых сообщает характерам центральных героев психологический объем и философскую глубину. С другой стороны, аллюзивно соотносятся друг с другом не только разные грани личности одного персонажа, но и разные персонажи: так, в рассказах Уолтона и Франкенштейна содержатся значимые для судеб обоих отсылки к "Сказанию о Старом Мореходе", Франкенштейн и монстр в разное время видят себя как Адамом, так и Сатаной из эпоса Милтона, что, безусловно, подчеркивает внутреннее родство их натур и сходство жизненных ситуаций. Каждый из них обнаруживает в другом "свое иное": в Анри Клервале, живущем в гармонии с собой и с окружающим миром, и в капитане Уолтоне, ведомом дерзкой мечтой в неизведанные дали, Франкенштейн видит отражения своего прежнего "я", а в чудовищном творении своих рук - "собственное злое начало"; в свою очередь монстр воспринимает себя как "изуродованное подобие" своего создателя, "еще более отвратительное из-за этого сходства". В жизненных историях главных действующих лиц романа проигрьшаются сходные коллизии, варьируются близкие темы и мотивы, перекликаются интонации и эмоциональные состояния, что неудивительно, ибо каждому из них приходится ценой трагических испытаний, потерь и ошибок обрести иное видение реальности, новое, более сложное и антиномичное знание о мире.

Особенно драматичным и противоречивым оказывается путь, который суждено пройти заглавному герою романа. Сокрушительные последствия осуществленного им эксперимента заставляют его пережить глубокий мировоззренческий кризис, осознать свою ответственность за происшедшее и вернуться в спасительное лоно семьи. Однако просьба монстра создать ему подругу, такую же уродливую, как он сам, ставит Франкенштейна перед новой дилеммой. Сделав это, он обезопасит себя и своих близких от дальнейших преследований демона, но в то же время умножит 516 Приложения потенциальную угрозу для остального человечества: новое существо "может оказаться в тысячу раз злее своего друга и находить удовольствие в убийствах и жестокости", кроме того, в результате чудовищного союза "на земле расплодится целая раса демонов, которая может создать опасность для самого существования человеческого рода". Эти тревожные размышления выявляют масштаб совершившейся в сознании Франкенштейна-ученого перемены: прежнее "восторженное безумие", к тому же не лишенное известного тщеславия, теперь уступило место сознанию своей ответственности за те последствия, к которым способен привести не контролируемый разумом и нравственностью научный поиск. Гордость демиурга, дарителя новой жизни, оптимистично предвещавшего своему необыкновенному творению счастливую судьбу ("Новая порода людей благословит меня как своего создателя; множество счастливых и совершенных существ будут обязаны мне своим рождением. Ни один отец не имеет столько прав на признательность ребенка, сколько обрету я"), сменяется горьким предчувствием непоправимых бед, которые он может навлечь на обыкновенных, созданных природой и ни в чем не повинных людей: "Я содрогнулся при мысли, что будущие поколения будут клясть меня как их губителя, как себялюбца, который не поколебался купить собственное благополучие, быть может, ценой гибели всего человеческого рода". Не желая умножать рукотворное зло, Франкенштейн нарушает "безнравственное обещание", данное монстру, уничтожает наполовину созданное существо, которому предстояло стать подругой нового Адама, - и тем самым обрекает на скорую смерть своего друга Анри Клерваля и свою жену Элизабет. Благородное решение героя, продиктованное изменившимся пониманием всеобщего блага, имеет глубоко трагические последствия для его близких и для него самого. Отныне единственным смыслом жизни Франкенштейна становится "великая и справедливая месть", толкающая его в продолжительное и едва ли не кругосветное странствие-преследование, которому суждено завершиться среди полярных льдов, на заснеженных просторах Северного Ледовитого океана.

Именно таким - безвозвратно сокрушенным, бесконечно одиноким, но вместе с тем бескомпромиссно устремленным к мести - он и предстает перед Робертом Уолтоном, капитаном подобравшего его судна, который становится первым слушателем его необыкновенной истории. Услышанный Уолтоном рассказ - это, конечно, не только исповедь, но еще и призыв-предостережение, имеющий целью уберечь молодого исследователя, полного энтузиазма и ведомого высокой мечтой, от повторения совершенных Франкенштейном роковых ошибок; об этом прямо говорит сам заглавный герой книги, перед тем как начать свое повествование: "Не знаю, принесет ли вам пользу рассказ о моих несчастьях, но, видя, как вы идете тем же путем, подвергаете себя тем же опасностям, что довели меня до нынешнего состояния, я полагаю, что из моей повести вы сумеете извлечь мораль, и притом такую, которая послужит вам руководством в случае успеха и утешением в случае неудачи". Однако призывы Франкенштейна к Уолтону внутренне противоречивы. С одной стороны, он отговаривает одержимого жаждой абсолютного знания энтузиаста от его дерзкого замысла, противопоставляя научному подвигу "простые и чистые радости" обычного человеческого существования и утверждая, что "тот, для кого мир ограничен родным городом, [много] счастливее того, кто хочет вознестись выше поставленных природой пределов". С другой стороны, Франкенштейн отчетливо сознает роковую предопреН.Я.

Дьяконова, Т.Н. Потницева. Мэри Уолстонкрафт Шелли... 517 деленность того пути, который прошел он сам и на который вступил Уолтон, и потому сопровождает свои предостережения многозначительной оговоркой: "Ищите счастья в покое и бойтесь честолюбия, бойтесь даже невинного, по видимости, стремления отличиться в научных открытиях. Впрочем, к чему я говорю это? Сам я потерпел неудачу, но другой, быть может, будет счастливее" (курсив наш. - Н. Д., Т. П.).

Показателен и страстный призыв Франкенштейна к матросам корабля Уолтона, потребовавшим, чтобы капитан отказался от попыток пробиться сквозь льды к Северному полюсу и повернул судно домой: "Неужели вас так легко отвратить от цели?

Разве вы не называли эту экспедицию славной? <...> Вам предстояло завоевать славу благодетелей рода людского, ваши имена повторяли бы с благоговением, как имена смельчаков, не убоявшихся смерти ради чести и пользы человечества. А вы при первых признаках опасности, при первом же суровом испытании вашего мужества отступаете и готовы прослыть за людей, у которых не хватило духу выносить стужу и опасности, - бедняги замерзли и захотели домой, к теплым очагам. <...> Не возвращайтесь к вашим близким с клеймом позора. Возвращайтесь как герои, которые сражались и победили, которые не привыкли поворачиваться к врагу спиной".