Шелли Мэрри - Франкенштейн, или Современный Прометей. Последний человек.

Прихотливая, богатая звездными именами и яркими событиями киносудьба персонажей книги М. Шелли заслуживает отдельного обстоятельного разговора, едва ли уместследователи и издатели вновь обратили свое внимание на раннюю версию текста романа, отражающую исходный замысел М. Шелли. Последние десятилетия отмечены появлением ряда критических изданий "Франкенштейна", в комментариях к которым оговорены все разночтения между ранней и поздней редакциями; аналогичным образом построено и настоящее издание, которое дает исчерпывающее представление о траюформации первоначального текста книги в изданиях 1823 и 1831 гг. (см. примечания).

* Текст письма см. в изд.: The Магу Shelley Reader. P. 403-405.

** См.: Mary Shelley's "Frankenstein": A Sourcebook / Ed. by Timothey Morton. N.Y.: Routledge, 2002. P. 60-61.

Титульный лист издания "Франкенштейна" в серии "Образцовые романы" (1831) 524 Приложения ного на этих страницах*. Однако все же нельзя не упомянуть первой экранизации романа - 16-минутной американской немой черно-белой ленты "Франкенштейн" (1910), поставленной Джеем Сирлом Доули, картин голливудского режиссера Джеймса Уэйла "Франкенштейн" (1931) и "Невеста Франкенштейна" (1935), со временем ставших культовыми (в огромной мере благодаря незабываемому облику чудовища, в котором соединились выразительная игра Бориса Карлоффа и эффектный, запоминающийся грим Джека Пирса, вошедший в иконографию жанра) и заслуженно слывущих ныне классикой мирового кино, фильмов британца Теренса Фишера из так называемой хаммеровской серии ужасов ("Проклятье Франкенштейна" (1957), "Месть Франкенштейна" (1958), "Франкенштейн создает женщину" (1967), "Франкенштейн должен быть уничтожен" (1969), "Франкенштейн и монстр из ада" (1974)), и, наконец, сравнительно недавней (1994) экранизации, осуществленной британским актером, режиссером, сценаристом и продюсером Кеннетом Браной, которая в сюжетном отношении много ближе других к первоисточнику, что подчеркивается ее характерным названием: "Франкенштейн Мэри Шелли".

Неугасающий интерес к знаменитому сюжету эпохи романтизма испытьшают, впрочем, не только кинематографисты: потомки Виктора Франкенштейна и созданного им существа населяют страницы многих литературных произведений - от классического научно-фантастического романа Герберта Уэллса "Остров доктора Моро" (1896) и раннего цикла рассказов Говарда Филлипса Лавкрафта "Герберт Уэст - реаниматор" (1921-1922) до романа британского писателя-постмодерниста Брайана Олдиса "Освобожденный Франкенштейн" (1973) и целой серии рассказов, повестей и романов, которые в 1994 г. были собраны английским критиком Стивеном Джонсом в объемную антологию, озаглавленную "Большая книга о Франкенштейне"**. В ней представлены произведения более двадцати авторов (среди них - такие известные в хоррор- и фэнтези-литературе прозаики, как Роберт Блох, Бэзил Коппер, Мэнли Уэйд Уэллман, Карл Эдвард Вагнер, Нэнси Килпатрик, Грэм Мастерсон и др.), где в различных жанрах, стилях и обстоятельствах проигрываются сюжетно-тематические коллизии романа М. Шелли. Так, герой рассказа Блоха "Кошмарные человечки" (1939) доктор Колин создает искусственных людей, которые убивают его врага, тоже врача по профессии. А в рассказе Нэнси Килпатрик "Удобства для Существа" (1994) сотворение монстра мотивировано импотенцией его создателя, озабоченного удовлетворением сексуальных аппетитов своей супруги.

Любопытный образец современной эротико-психологической трактовки знаменитого сюжета представляет собой и вышедший годом позже роман американского писателя Теодора Рошака "Воспоминания Элизабет Франкенштейн" (1995).

Повествование, представленное как мемуары заглавной героини, которые находит и, после долгих колебаний, все же решается обнародовать капитан Уолтон, проливает свет на шокирующие обстоятельства жизни Франкенштейна, отсутствовавшие в рассказах самого ученого и сотворенного им демона. Как явствует из обнаруженных записок, * См. на эту тему специальные работы: Picart С. The Cinematic Rebirths of Frankenstein:

"Universal", "Hammer", and Beyond. N.Y.: Praeger, 2001; Idem. Remaking the Frankenstein Myth in Film: Between Laughter and Horror. Albany: State University of New York Press, 2003; Picart C, BlodgettJ., Smoot F. A Frankenstein Film Sourcebook. N.Y.: Greenwood Press, 2001.

** См.: The Mammoth Book of Frankenstein / Ed. by Stephen Jones. L.: Robinson, 1994.

Н.Я. Дьяконова, Т.Н. Потницева. Мэри Уолсгонкрафт Шелли... 525 Элизабет Франкенштейн, "эта кажущаяся бесхитростной молодая женщина", была связана с Виктором узами так называемого "химического брака" и "по собственной воле предавалась эротическим практикам, которые составляют темную сторону алхимической философии"*. Узнаем мы и о том, что существовали веские причины подозревать в убийстве Элизабет не монстра, а самого Виктора Франкенштейна, который в своих тайных занятиях дошел до крайних степеней нравственного падения; Уолтон публикует мемуары, стремясь подтвердить невиновность героя в этом преступлении и, неуклонно следуя "идеалу научной объективности"**, донести до публики всю правду о трагических событиях, связанных с семейством Франкенштейнов.

Даже эти бегло перечисленные вехи длительной истории кинематографических и беллетристических вариаций на тему знаменитого романа позволяют утверждать, что придуманный М. Шелли сюжет обладает удивительной открытостью для самых разных культурно-художественных интерпретаций, способностью к прочтению в разнообразных идеологических контекстах, на фоне различных исторических и социально-политических реалий. Метафорический потенциал, которым наделены образы центральных героев книги и сама рассказанная в ней история, реализуется в новых конфигурациях смыслов, связанных с революционным опытом и ужасами мировых войн, с психоаналитической и гендерной проблематикой, с последствиями научно-технического прогресса (экспериментами по клонированию, угрозой радиоактивного заражения и проч.). Новые версии "франкенштейновского" сюжета, возникающие "во всевозможных четырехмерных проявлениях - в кино, по телевидению, по круговидению"*** и зачастую далеко уходящие от смысловых и художественных установок литературного первоисточника, порождают собственную мифологию и сами становятся (как, например, фильмы Дж. Уэйла) предметом культа. За неполные два столетия, прошедшие с момента публикации романа М. Шелли, фигуры его главных героев прочно запечатлелись в коллективной культурной памяти - при этом, по сути, слившись в некий двуединый образ, который зачастую ассоциируется даже не с тем или иным произведением, а с атмосферой "готического" кошмара как таковой. Имя дерзкого швейцарского экспериментатора сделалось своеобразной матрицей западного культурного сознания Нового времени, оно стало нарицательным и регулярно употребляется в повседневной речи (нередко обозначая отнюдь не ученого, а созданного им монстра и тем самым реализуя возможность их отождествления, потенциально заложенную в знаменитом романе). Книга, концептуально восходящая к античному мифу о Прометее, с течением времени сама стала источником влиятельнейшего культурного мифа современности4*.