Ирина Белояр - Уайтбол

— Браво! Верх идиотизма, — радостно сказал Фигляр.

Затравленное Эго вопило благим матом. Белый Охранник матерился последними словами.

Ну, и уайтбол с ними. Правильно все. Если ты кого-то заказываешь — когда-нибудь закажут и тебя. Не повод вздрагивать при каждом шорохе.

Улисс вошел в бар.

…Нора сидела в уголке, отрешенно уставившись на полированную крышку стола, и мелкими глотками цедила коньяк.

— Привет, малыш.

— А, братец… Сказать пришел? Так я уже знаю.

— Ей сейчас хорошо, — мягко ответил скиталец. — Лучше, чем при жизни.

— И то правда. Отмучилась, болезная.

— Нора, тебе надо исчезнуть отсюда.

— Куда? И зачем?

— Чем дальше, тем лучше. Пойдем со мной.

Нора криво усмехнулась, глядя в стакан:

— Где ж вы раньше-то пропадали, братцы и сестрицы? Когда ей была нужна помощь — куда попряталась вся родня?

— Нора, поговорим не здесь.

— Сколько среди вас врачей? Все смотались на фиг. А она загибалась, болела, ханку жрала. Ее покойники преследовали, не говоря уж о живых. Ни одна сволочь не поинтересовалась — может, чем помочь нужно. Вы появлялись только тогда, когда что-то требовалось от нее. Родственнички. Потребители.

— Неправда.

— Правда!

Нора подняла на скитальца пьяные злые глаза. И когда успела накачаться? Дурная наследственность…

— Братец, тебе когда-нибудь говорили, что ты на ворона похож? Такой же черный и на падаль слетаешься. Вали отсюда, я-то еще жива.

— Нора, тебе необходимо исчезнуть. Это — последняя воля Евы.

— Как по-твоему, братец, у меня своя-то воля есть? Или только последняя материна? Короче — оставь меня в покое. Может, я тоже сдохнуть хочу.

— С этой семейки станется… — вздохнул Резонер.

— Между прочим, — заметил Прагматик. — Обрати внимание: «Сколько среди вас врачей было? Все смотались на фиг».

Смотались?.. Она что — в курсе про тоннели? Мать по пьяни сообщила?

Белый Охранник загрохотал так, что в глазах потемнело:

— Когда она могла накачаться, если только что с работы? Это ни с какой наследственностью невозможно, выше головы не прыгнешь. Неужели еще что-то не ясно?! Разводит тебя. Ждешь, пока разведет?..

— Значит, вороны тебе не нравятся… — задумчиво проговорил Улисс. — А стервятники?

— Какие стервятники?

— Стервятников любишь?

— О чем ты? — Нора удивленно подняла брови.

— Что тебе пообещали?

Она усмехнулась:

— Ах, ты об этом… Честно? Свободу.

— От чего? Или — от кого?

— От матери и от всей вашей «семейки».

— М-да, — констатировал Резонер. — Свободу каждый понимает по-своему…

— Бог тебе судья, Нора.

…Шагнуть не вышло. Не получилось даже встать со стула. Хуже того — глаза начали слипаться.

— Куда ж ты собрался, братец? Мать тебе велела меня спрятать.

Маски заговорили наперебой:

— …Давит. Отлично давит. Яблочко от яблоньки… Когда успела дотронуться?

— …Не дотрагивалась, я бы знал.

— …Значит, это несколько лет работы ретранслятором пробудили задатки…

— Еву тоже ты сделала? — спросил Улисс.

Нора подняла взгляд. Совершенно трезвые глаза, тяжелые, пустые и старые.

— Дурак ты, ворон. Она ж мне, какая — никакая, но, все-таки — мать.

«Все-таки»…

— Чем виновата девушка? Сон разума твоей сестрицы породил то, что породил, — заметил Резонер, и в его голосе почудились интонации белого охотника…

Я тебя спрячу, Нора. Очень хорошо спрячу — никто не найдет…

— Не дури, братец. Я догадываюсь, что у тебя пушка в кармане.

— Н-да. Знал бы, где упадешь… Жаль. Глупо вышло, — сокрушенно проговорил Резонер.

— А то он не знал, что здесь упадет, — желчно сказал Провидец. — Это была демонстрация самостоятельности, вы еще не поняли? По-идиотски — зато по-своему. Волю почуял.

— Да, но ведь бояться собственной тени — тоже не вариант…

Улисс машинально оглянулся на собственную тень. Та неожиданно удлинилась, развернулась в профиль и запрокинула голову вверх, к небу…

…к покрытому рваными тучами ноябрьскому небу.

Шагнул все-таки. Сам — или заставили?..

Арсен, он же Улисс, он же скиталец стоял на склоне горы. Вокруг — ни души. Наверху — укутанные темным облаком камни, внизу — овраг с шатким мостиком, дальше — обрыв. На краю обрыва, с той стороны — живая изгородь. Листья с кустов облетели, одни лишь корявые ветки торчат над оплетенным колючей проволокой забором.

По склону горы бродит неприкаянный табун лошадей.

Белый Охранник светится мягким, ровным светом…

…Вот и встретились. Никак соскучился? Ну, по крайней мере — спасибо, что вытащил меня из задницы.

…Десять лет назад некий молодой агент спецслужб попал в зону уайтбол. Шел на задание — оказался в аду. Хуже, чем в аду — преисподняя, надо полагать, живет по определенным, хотя и жестким законам. Мяч изобретает правила игры на ходу и переделывает постоянно. Ни капли не беспокоясь, как будут подстраиваться игроки.

Арсен провалился в безумный мир в восьмидесятом и блуждал там целую вечность. Засыпал в пещерах — просыпался в канавах. Плавился в песках Сахары — замерзал во льдах Антарктики. Пару раз заработал воспаление легких, один раз — малярию, один раз — гепатит…

…Однажды Улисс по чистой случайности вырвался из зоны уайтбол в обычный мир. В обычном мире оказался восемьдесят пятый год. Но это не важно. Скиталец так и не понял, куда попал. И по сей день до конца не понял.

Для него ничего не изменилось.

…Вся картинка — нечеткая: то и дело морок ослабевает, и кажется: вместо склона — заросшая пожухлой травой пустошь с редкими островками голых берез.

Плохо тебе? Тяжело? Силы кончаются? Представь, у меня тоже.

Склон исчез совсем, осталось только неуютное ноябрьское поле, и над этим полем бледными обрывками миражей начали проплывать знакомые места: кусок джунглей, участок тундры, скалистый гребень, заброшенный военный склад…

Черт… да это же — прощание. Он — умирает, я — ухожу… затем и позвал?..

Какое-то бесконечно долгое время человек и его тень стояли, задрав головы каждый в своей плоскости, и смотрели безумное кино белого мяча.

А мяч все крутил и крутил в небесах любимые кадры. Фильм длиной в десять лет. Только — прокрученный в обратном направлении: от конца к началу.

С каждой картинкой что-то стиралось из сознания. Исчез Релятивистский Дьявол — рассыпался разноцветной смальтой: из этой смальты сложилась в небесах миниатюрная модель галактики. Ушел Бесстрастный Прагматик — вместо него появилось изображение мегаполиса, перевернутое — будто смотришь сверху вниз, с высоты птичьего полета. Следующая картинка — лесистый склон горы: по нему разбежалось диким зверьем бестолковое Эго…

— Птиц не забирай, пожалуйста. Будь, что будет, только оставь мне этих моих чертовых птиц. Больше ведь нет ничего. И — никого…