Ирина Белояр - Уайтбол

Хантер выпрямился и громко сказал в пространство:

— Я дотрагивался до тебя много раз. Сейчас хочу, чтобы он остался жив.

Минута прошла в бесполезном ожидании. Парень не дышал и не двигался. Только ветер продолжал беззаботно разгуливать по зарослям.

…Вдалеке уже слышался треск. Цепью идут, не скрываясь. Вся надежда — на капризы уайтбола: может, запутает преследователей на какое-то время…

— Верни ему жизнь! — закричал Вихорев.

— Миша, — тихо сказал Арсен. — На Эребе… скорее помогут.

— Наивный ты, Улисс, — горько усмехнулся охотник. — То ж не Земля. Там невозможно за долю секунды шагнуть куда хочешь. Пока еще до ближайшей клиники доберемся.

— Это — единственный шанс, — ответил Арсен, а про себя добавил:

«…для нас. Каспер ушел совсем. Чертова паранойя…»

Хантер взвалил тело парня на плечо и громко потребовал:

— Дай мне Эреб.

В трех метрах от людей появился кусок ярко освещенной выжженной земли.

— И — закрой, как только уйдем, — добавил Вихорев, шагая на другую планету.

…Здравствуй, негостеприимная свобода.

…Заснеженный пирс на берегу залива. Направо от пирса, метрах в двухстах — нависающая скала. Торчит над ледяным полем как нос древней каравеллы. У скалы этой и название соответствующее, какой-то там нос… каждый раз спрашиваю, и снова забываю.

Оттуда, с самого кончика носа, сорвался вниз здоровый сугроб. Рухнул, рассеялся белой тучей. Туча медленно осела на ледяное поле, играя на солнце мелкими блестками… В ту сторону рванула стая поселковых собак — лопать снег, кататься в нем, хватать зубами белых мух. Крохотный кусочек огромной Вселенной наполнился визгом и лаем…

— Жди-не жди — быстрее не будет, — раздался веселый голос.

Михаил вздрогнул от неожиданности: рыжий Алекс, как всегда, появился из ниоткуда. Тихо ходит, как кошка. Вот и сейчас: снег вроде не скрипел, старые доски пирса — тоже.

— Что — быстрее не будет?

— Залив быстрее не вскроется. Думаешь, ты один на берег то и дело шастаешь? Все взбесились, весну почуяли. До весны еще как до луны, а народ чуть что — на берег… Вы хоть Джерома-то читали? Чем чаще зависаешь над чайником, тем медленнее он закипает.

— А сам зачем пришел?

— На тебя посмотреть.

— Девушки в поселке перевелись?

— Девушки здешние — дуры. Извини за прямоту. На них можно глядеть до тех пор, пока рот не раскроют.

Рыжий достал пачку «Винстона», вытащил сигарету, прикурил.

— Хочешь? Ах, ну да. Ты же не куришь.

Михаил покосился на пачку.

— Сколько ты переплачиваешь, чтобы тебе их привозили?

— Почти не переплачиваю. Они ж не всегда привозят. Только когда у самих оказия случилась. А мне хватает — от оказии до оказии… Если специально просить, то — да. Обдерут, как липку.

— А в спортивный магазин они заехать могут?

— Спроси. За спрос денег не берут, — Алекс взглянул на собеседника с интересом:

— А чего тебе спортивный магазин?

— Да… так, — отмахнулся Михаил. — Пока не знаю.

Рыжий упорствовать не стал. Обвел тоскливым взглядом берег:

— Скучно чего-то последнее время. Думаю: не сбежать ли отсюда?

— Что мешает?

— В городе надоест еще быстрее. Здесь достаточно работать, а там придется бороться за жизнь. Я ж, вообще-то, деревенский парень. По корням. Мне в деревне легче.

Он вздохнул:

— Но — скучно. Нет в мире совершенства.

Над ледяным полем залива поднялась дымка, какое-то время шевелилась в воздухе и резко застыла, превратившись в подобие стеклянной линзы. «Линза» исказила лед: теперь вместо ровной поверхности виделось нагромождение мелких, игрушечных торосов.

— Опять миражи, — констатировал Алекс. — Красиво. Но все равно надоело. Не люблю загадок без ответов. Вчера, прикинь, светящихся бабочек видел.

— Бабочек? Вчера?

— Подозреваю, то все-таки не бабочки были. Очередной оптический эффект. Тоже красиво.

— Какой ответ тебе нужен? Энергетика здесь такая, вот и все.

— Откуда она взялась, эта энергетика?

— От природы. Полярное сияние откуда берется? Или — радуга?

— Там энергетика ни при чем. Чистая оптика. А тут не поймешь, от чего больше — от природы или от лукавого.

Он выпустил дымное колечко, проводил его глазами. Колечко держалось долго — несколько секунд, почему-то свернулось в знак бесконечности и только после этого начало рассеиваться. Алекс удовлетворенно кивнул, будто получил подтверждение собственным словам, потом закончил мысль:

— И люди сумасшедшие.

— Почему сумасшедшие?

— Живут… даже не знаю, как кто. Праздники языческие отмечают. Правила у них неписаные, с точки зрения здравого смысла необъяснимые. Полгода пашут, как проклятые — полгода дурака валяют. Баба на сносях — мужика не пускают на работу — ясное дело: рожать ему, а не ей, — Рыжий засмеялся:

— Хотя у них тут что угодно может быть… Про похороны уж не говорю: никто ни хрена не делает, двести человек как один. Будто покойник им всем родной.

— Традиции.

— На кой хер современным людям такие традиции? Ладно, основатели были психи. Но ведь от той коммуны ничего не осталось. Живут, как все — не общиной, а семьями. Религию первоначальную никто ни фига не помнит. От цивилизации не шарахаются: электричество, телефония, интернет… А ритуалы свои дикарские продолжают соблюдать. И общаться с ними невозможно — так и сыплют загадками.

— Я нормально общаюсь.

— Ты — давно уже свой, тебе доверия больше. Или привык, говоришь на их языке и сам не замечаешь.

— Доверие здесь ни при чем. Что им скрывать?

— Может, и нечего, однако ни на один вопрос прямого ответа не добьешься. Они меня, кажется, за папарацци держат. И не любят поэтому. Предпочитают жить тихо. Исследовательскую группу вытурили в позапрошлом году… Или я опять чего-то не понял?

— Вытурили, — согласился Михаил. — Правда.

— Вот-вот. Только я не папарацци. Свободный художник и бессемейный мужик. Приключения люблю. Мне здесь интересно было.

— Интересно критиковать чужие нравы?

— Я не критикую, а удивляюсь. А хоть бы и критиковал, все равно интересно. Было. Теперь — нет. Не люблю загадок без ответов… Ты вот пять лет уже тут живешь. Много о них узнал?

— Я о себе-то ничего не знаю.

— Экий ты нелюбопытный. Могилу основателя коммуны в центре поселка видел? Так вот, есть предположение, что не своей смертью помер мужик.

— А чьей?

— Замочили его. Свои же воспитанники. А потом сожрали. Всем больным на голову коллективом.