Роберт Силверберг - Замок лорда Валентина. Хроники Маджипура

Высшей критической точки, наибольшей глубины кризиса он достиг в садах Толингарского барьера, удивительном парке, раскинувшемся между Дэндилмиром и Стипулом. Венценосец заказал ему набор картин о садах, чтобы украсить беседку из ползучих растений, встроенную у края Замка. И Нисмайл услужливо проделал далекое путешествие вниз по склонам колоссальной Горы, прошел миль сорок по парку, выбирая подходящее место для работы, и установил мольберт на Казкаском мысе, где горизонтальная линия тянулась вдаль гигантскими зелеными, симметрично пульсирующими завитками. Он бывал здесь еще мальчишкой. На всем Маджипуре нельзя было найти места более безмятежного и опрятного. Толингарские сады составляли растения, росшие в удивительной чистоте и опрятности, руки садовников не касались их, чтобы постричь кусты и ветви, они сами росли в грациозной симметрии, регулируя промежутки между собой и подавляя всю близлежащую траву. Когда они роняли листья или считали необходимым избавиться от засохшей ветви, внутренние ферменты быстро разлагали сбрасываемый материал, превращая его в полезный компост. Этот сад основал Властитель Ховидбов более ста лет назад. Его преемники — Кэнэтэ и Властитель Сирран продолжили и расширили программу генетически управляемых преобразований, и уже в царстве Властителя Трэйма задумка была завершена — так окружающее, казалось, застыло в навечно прекрасном. Это было само совершенство, которое и решил запечатлеть Нисмайл.

Он стоял перед пустым холстом, глубоко и спокойно втягивая легкими воздух, как всегда, когда готовился войти в транс. А потом в одно мгновение дух его, отрешившись от грозящего сознания, впитал в себя тот единый миг уникальности видимой сцены психофизическим восприятием. Он обвел взглядом нежные холмы в зарослях кустарника с изящными иглами листвы, и волна бунтарской ярости захватила его. Он затрепетал, пошатнулся и чуть не упал. Этот замерший пейзаж, это место, чистое и прекрасное, этот непогрешимый и бесподобный сад — все это не нуждалось в нем. Все это само по себе было неизменным, как картина, так же безупречно застыв в своем невидимом ритме до конца времен. Как страшно! И как ненавистно! Нисмайл пошатнулся, прижав ладони к вискам. Он услышал тихий удивленный шепот сопровождающих, и когда открыл глаза, то увидел, что все в ужасе смотрят на почерневший, покрывшийся пузырями холст.

— Снимите! — закричал он и отвернулся. Все сразу пришло в движение, люди суетились, а в центре их группы замер Нисмайл, похожий на статую. Когда он вновь смог заговорить, то сказал спокойно:

— Передайте Властителю Трэйму, что я не смог исполнить его поручение.

За день он купил в Дэндилмире все необходимое и отправился в долгое путешествие вниз к обширным и жарким заливным лугам реки Иоайн, там сел на баржу и долго-долго плыл по медлительным водам Алэйсора, порта на западном побережье Альханроэля, откуда после недельного ожидания добрался кораблем до Ниминора — Острова Снов, где прожил месяц. Затем он устроился на корабль паломников, шедший в Пилиплок, город на диком материке Зимроэле. Он был убежден, что Зимроэль не будет угнетать ни изящной красотой, ни совершенством. Здесь насчитывалось всего восемь-девять городов, скорее всего небольших — и простые пограничные поселения, а все внутренние земли континента оставались дикими и малоисследованными, куда Властитель Стиамот переселил Метаморфов после их окончательного поражения четыре тысячи лет назад. Человек, уставший от цивилизации, мог бы восстановить душевные силы в таком окружении.

Нисмайл не питал иллюзий и ждал, что Пилиплок окажется грязной дырой, но к его удивлению город был древним и большим, выстроенным по невообразимо четкому математическому плану. Такого безобразия, никоим образом не освежающего душу, он не потерпел и двинулся на речной барже вверх по Зимру. Он оставил позади огромную Ни-Моуа, прославленную даже среди обитателей других материков, но в городе под названием Верф он, подчинившись порыву, покинул баржу, нанял фургон и отправился в леса на юге. Забравшись настолько глубоко в глухомань, что нигде не осталось и следа цивилизации, он поставил хижину возле быстрой темной речки; к тому времени прошло три года, как он покинул Замок-Горы. Всю поездку он держался особняком, заговаривая с другими только по необходимости, и не писал совсем.

Здесь он почувствовал, что постепенно начинает излечиваться. Все в окружающем мире казалось незнакомым и удивительным. В Замке-Горы с его управляемым климатом царствовала бесконечная весенняя свежесть, искусственный воздух был чистым и сухим, и дожди шли по заранее расписанным планам. Но теперь он находился в туманном и сыром дождливом лесу с губчатой и плодородной почвой, где деревья росли в такой хаотичной путанице, какой он не мог и представить, когда стоял у Толингарского барьера. Он носил минимум одежды, методом проб и ошибок познавал, какие плоды, ягоды и коренья пригодны в пищу, придумал плетеную запруду, облегчившую ловлю гибких красных рыб. Часами бродил он по густым джунглям, смакуя не только необычную красоту, но и радость самих прогулок. Часто он пел громким срывающимся голосом, чего никогда не делал в Замке-Горы. Иногда он начинал было готовить холсты, но убирал их, так и не прикоснувшись; сочинял поэму с прочувствованными словами и пел ее стройным высоким деревьям, опутанным лианами. Правда, время от времени ему хотелось узнать, что происходит во дворе Властителя Трэйма и не нанял ли Венценосец другого живописца украшать беседку, но такие мысли приходили не часто.

Он утратил счет времени. Четыре, пять, возможно, шесть недель минуло — он не мог бы сказать — прежде чем он увидел первого Метаморфа.

Встреча произошла на болотистой лужайке в двух милях вверх по речке от его хижины. Нисмайл бродил там, собирая алые сочные луковицы земляных лилий, которые, как он недавно узнал, если размять и запечь, очень вкусны. Росли они глубоко, и он выкапывал их руками, извозившись в земле до плеч. Он поднял грязное лицо, вытаскивая набранную пригоршню луковиц, и заметил спокойно наблюдавшую за ним фигуру ярдах в десяти.

Он никогда не видел Метаморфов. Уроженцы Маджипура были навечно изгнаны со столичного континента Альханроэля, где провел свои детские годы Нисмайл. Но он знал, как они выглядели, и узнал это высокое, хрупкое, желтокожее существо, остролицее, с косящими внутрь глазами, еле заметным носом и волокнистыми, резинистыми волосами бледно-зеленого оттенка. На Метаморфе был лишь кожаный пояс с коротким острым кинжалом из какого-то отшлифованного черного дерева у бедра. С жутким достоинством Метаморф стоял, балансируя на хрупкой длинной ноге, обернув вокруг нее другую. Он выглядел зловещим и мягким одновременно, угрожающим и смешным. Подумав, Нисмайл решил не тревожиться.