Наталья Никитина - Полтора килограмма

– Конечно же, не будет! Выясни, кто распространяет эти слухи и уволь паршивца! – прикрикнул я. —

Жду вечерний отчет! – и хмуро убрал телефон в карман.

Кэрол уже сидела в принесенном Марком плетеном кресле. По ее напряженному взгляду было

понятно, что она слышала разговор.

– Вы действительно не планируете ставить такие операции на поток? – недоверчиво спросила она.

– И вы туда же! – вспылил я. – С чего все взяли, что я вообще перенесу эту операцию?!

Девушка ничего не ответила. Опустившись во второе кресло, которое только что принес Рик, я стал

ждать, пока оператор установит камеру. Кэрол, задумчиво глядя на море, накручивала прядь длинных волос

на указательный палец правой руки.

Марку идея съемок на берегу пришлась явно не по душе. Он сопел, устанавливая камеру на штатив.

Его белая футболка уже предательски взмокла, а голубые джинсы наверняка липли к ногам. Но, по всей

видимости, авторитет Кэрол был для него выше личных неудобств или, что более вероятно, он был тайно

влюблен в нее.

– Камера! Мотор! – наконец скомандовал Марк.

Девушка выпрямила спину и нежно улыбнулась:

– Мистер Харт, расскажите о своей первой жене, как вы с ней познакомились?

Я немного помедлил. Воспоминания об этом человеке были святы для меня. Она была особенная, и

говорить о ней нужно было лучшими избранными словами. Хотелось, чтобы Кэрол в полной мере

прочувствовала, каким удивительным человеком была Хелен. Мои чувства к ней не помещались в обертку

самых восторженных слов, существующих в английском языке.

– Хелен – это отдельная большая глава моей жизни, и самое нежное воспоминание, – я словно

подержал эти слова на груди возле сердца, прежде чем произнес их. – Она полюбила меня бедным,

никому не известным, невзрачным парнем и заставила поверить в то, что я самый умный, самый красивый и

самый сильный. Мы встретились, когда мне было двадцать семь, а ей девятнадцать. Нас будто накрыло

горячей волной. Это была любовь с первого взгляда. Не знаю, какой ее видели другие мужчины. А я вдруг

взглянул и словно встал на край пропасти, раскинул руки в стороны и полетел, но не вниз, а вверх, аж дух

перехватило. Она была такая миниатюрная, с тонкой талией, длинной шеей и лебединой грацией. Голубые

глаза с длинными ресницами всегда по-детски наивно смотрели на этот мир, темно-русые волосы аккуратно

уложены в пучок на затылке, лишь две пряди на висках выдавали в ней легкую степень кокетства. В ней

было что-то притягательное и греховное. В ней сочетались чувственность с наивностью неискушенной

девочки. Более доброго и отзывчивого человека мне никогда уже больше не довелось встретить.

Я попал в больницу с пневмонией и лежал в одной палате с ее отцом. У него был абсцесс легкого.

Хелен навещала его каждый день, и, обратив внимание, что я много читаю, однажды поинтересовалась

содержанием книги, лежащей на моей тумбочке. Я был смущен ее вопросом и, преодолевая неловкость,

32

поведал о сюжете книги Айн Рэнд «Атлант расправил плечи» и о том, что читаю ее третий раз, так как всё,

что было в доме, уже проштудировано неоднократно. И, вконец залившись румянцем до самых кончиков

ушей, попросил принести любые книги, которые есть у нее. Так у нас завязалась дружба.

Ее отца через неделю выписали, а она продолжала приходить, но уже ко мне. Мы о многом

разговаривали. Она была благодарным слушателем, не лишенным чувства юмора и остроумия. Нередко ее

каверзные вопросы ставили меня в тупик. После выписки из больницы я стал частым гостем в их доме. Ее

отец еще в больнице относился ко мне как к родному сыну, а узнав, что я рос без отца, и вовсе проникся

симпатией. Мне нравилось бывать у них. Это была не совсем обычная семья. Дело в том, что бесспорным

лидером в ней была мать Хелен, ее звали София. Тучная дама с восьмым размером груди, мужской

походкой и зычным голосом. На ее фоне щупленький и лысый Джек, с по-детски распахнутыми голубыми

глазами и широкими, но короткими, словно два кусочка меха, бровями, выглядел довольно комично.

«Калмен, не суетись под ногами!» – то и дело доносилось с кухни. Отца звали Джек Калмен – он работал

машинистом на железной дороге. Впрочем, эта напускная строгость в отношениях не была лишена и

нежности, свидетелем которой я не раз являлся. София могла повелительно прижать голову Джека к своей

груди, осыпая поцелуями его гладкую макушку. Вид Калмена в эти моменты был безмятежно счастливый и

безропотный. А семья умилялась, созерцая такую идиллию.

В их доме постоянно проживало от четырех до семи кошек. Их всех подбирал на улице Джек. Он был

абсолютно счастлив со своей властной супругой, искренне восхищался ее недюжей силой и умением

торговаться на местном рынке. София оберегала его и прикрывала от всех наготу ранимой души Джека.

Никто в ее присутствии не смел иронизировать над сентиментальностью и чрезмерной добротой ее супруга.

К счастью, Хелен по всем статьям пошла в отца и, будучи моей женой, никогда не пыталась мною

командовать. Старший брат Энтони и сестра Джина уже имели свои семьи и жили отдельно, а Хелен и

младший брат Райан – с родителями. По праздникам вся семья собиралась за большим столом в

родительском доме, и я упивался этой многоликой дружной родней. Меня тогда покорил мощный

фундамент семейных традиций Калменов. София заставляла всех присутствующих дам, включая и мою

маму, записывать рецепты каких-то новых блюд. Мужчины курили на улице, обсуждая новые модели

автомобилей. Во всей этой суете было столько единства и родственной любви!

Я открыл бутылку с водой и неторопливо сделал несколько глотков, после чего продолжил:

– Хелен в то время изучала искусство в Бостонском университете. Я встречал ее после занятий, и мы

гуляли по набережной реки Чарльз или просто устраивали пикник, лежа на газоне под раскидистым кленом.

Нам не нужны были слова. Мы могли часами молча гулять, взявшись за руки. Я был до неловкости

неискушенным в вопросах любви. Меня разрывало от чувств, которые, краснея, лелеял в своем сердце. Я

посылал ей бессловесную волну любви, а она в ответ – цунами обожания! Мы встречались три года, ровно

столько, чтобы Хелен окончила университет, а я смог накопить на более-менее приличную свадьбу. С моей

стороны посаженным отцом был старина Вэйн Доэрти. Мы поселились в доме моих родителей. Мама

приняла Хелен как родную дочь.

Двадцать второе октября шестьдесят третьего года стало самым счастливым днем в моей жизни: я

стал отцом замечательного сына! В день его рождения, отмечая это событие с коллегами по работе,