Наталья Никитина - Полтора килограмма

и каждая новая женщина своим меркантильным интересом больно защемляла изящной ручкой это место,

не давая ему зарасти. Я больше не верю в любовь. Стал осторожнее относиться к людям и немного

зачерствел в плане чувств. Я не хочу накапливать груз потерь, а потом нести его в своей душе остаток жизни.

А Джес… Хочу верить, что она встретит большую любовь, которая откроет ей двери в богатый духовный мир,

способный вытеснить из жизни материальные ценности, которые пока для нее в приоритете.

Зависла пауза. Говорить плохо о дочке я не хотел, а хвалить было не за что.

– Какой там у вас следующий вопрос, мисс Новак? – прищурился я, поправляя очки.

– А после Элизабет были попытки найти свою вторую половинку?

– С возрастом свидания начинают напоминать собеседования, плотские желания отходят на второй

34

план, и ты начинаешь искать, прежде всего, партнера, равного тебе по уму, но при этом не лишенного

природной красоты. И в итоге остаешься один. Боги всегда одиноки, – заметил с иронией я.

– А свою первую любовь помните? – хитро улыбнувшись, спросила Кэрол.

– Сегодня все вопросы будут о любви? – добродушно хмурясь, проворчал я.

– Можете не отвечать, – слегка смутилась девушка. – Обещаю, завтра будут сугубо

производственные вопросы и ни слова о любви.

Возможно, я себе льстил, но мне показалось, что Кэрол со мной заигрывает. Хотя, о чем это я? Если

бы Джим был порасторопней, то моя внучка могла оказаться ровесницей Кэрол.

– Конечно, помню. Я человек не влюбчивый и отличаюсь завидным постоянством, поэтому помню

всех женщин, посетивших мое сердце. Мне было девять лет, когда в нашем классе появилась Синди, я сразу

прозвал ее Синдирелла. Когда в детстве читал сказку о Золушке, то представлял ее именно такой. Карие

глаза, длинные белые локоны и хрустальный смех. Все мальчишки в классе были влюблены в нее, и я не

стал исключением. Без ложной скромности скажу, что у меня была репутация самого умного ученика в

классе, а у Синди не все гладко было с математикой, и я, заливаясь краской смущения, предложил ей

помощь. Мы стали друзьями. После школы я провожал ее домой; по дороге мы кормили в парке уток; я ей

рассказывал о прочитанных книгах. Мы были абсолютно счастливы, несмотря на то что на ее фоне я

выглядел оборванцем. В то время у меня было два комплекта повседневной одежды и один на случай

праздника, а отец Синди работал с Говардом Эйкеном и Грейс Хоппер над созданием первого в мире

цифрового электронного компьютера! Конечно, я ей был не ровня. Так продолжалось почти два года, пока я

не стал подрабатывать на почте. Теперь мы общались только в школе и в каникулы, если родители не

увозили ее на этот период в Европу. В тринадцать лет она стала дружить с парнем из нашей школы. Он был

на два года старше. Высокий, плечистый и уже имел небольшие усики. Сердце мое было разбито, я страдал

и строил планы, как ее вернуть. Но тут судьба дала анестезию в виде нового чувства. Я влюбился в нашу

новую учительницу по биологии. Ей было около тридцати, модная стрижка и большие грустные глаза. Это

была уже совсем другая любовь! Я скрывал и упивался ею в одиночестве. Мне хватало своих собственных

переживаний, о большем я и не мечтал. Она, конечно, всё понимала и бережно относилась к моим

чувствам. Однажды подарила мне плитку шоколада, которую я хранил несколько лет, пока она не

задеревенела.

Рассказывая об этом, я не сводил глаз с горизонта, который на глазах стремительно затягивало

тучами. Огромный сгусток тьмы тяжело висел над океаном. Кэрол перехватила мой взгляд и тоже

повернулась к морю. Ее милое личико не смогло скрыть разочарования. Она растерянно посмотрела на

оператора, который нажал на паузу, заметив наше беспокойство.

– Думаю, у нас в запасе есть еще полчаса, не больше, но в любую минуту может начаться

шквалистый ветер, – предположил он.

– Наверное, придется на сегодня закончить, – промолвила девушка, поднимаясь из плетеного

кресла. – Мистер Харт, а вы можете дать несколько фотографий тех людей, о которых сегодня

рассказывали? Это стало бы замечательной иллюстрацией к фильму. Я их сегодня отсканирую и уже завтра

верну.

– Да, конечно, – охотно согласился я. – Можно перейти в Чайный домик и там продолжить

интервью.

В этот момент серебряной веной с отходящими в стороны капиллярами горизонт осветила вспышка

молнии, и через пару секунд до нас донеслись отдаленные раскаты грома. Мы тревожно переглянулись.

– Во время грозы я снимать не рекомендую, – озвучил свое мнение оператор, – лишние шумы

заметно испортят качество материала.

– Тогда давайте на сегодня закончим, – согласилась с ним Кэрол.

Налетел первый порыв ветра и попытался отобрать из рук журналистки лист с вопросами. Девушка

быстро убрала его в кейс и повернулась ко мне:

– Что ж, ведите нас в Чайный домик. Там и посмотрим фотографии.

Подгоняемые поднявшимся ветром, мы поднимались к дому. Винчи бежал впереди. Кэрол тщетно

пыталась сдерживать бесцеремонность стихии, растрепавшей ее длинные волосы. Растерянно улыбаясь,

она снова и снова убирала их с лица, второй рукой прижимая к груди кейс.

Первые капли дождя всё же догнали нас. Взволнованные, мы ворвались в убежище. Последним,

чертыхаясь, вбежал раскрасневшийся Марк. Я отошел к окну и, опираясь рукой на оконную раму, пытался

справиться с одышкой. Кэрол, взяв со стола бумажную салфетку, вытирала с лица и рук капли воды. Марк

провалился в кресло и угрюмо уставился на потоки дождя, струящиеся по стеклу. За дверью были слышны

напоминающие пощечины шлепки дождя по каменным плитам дорожки.

Чайный домик располагался в десяти метрах от основного дома и был выполнен в белых тонах с

персиковой отделкой, его украшали панорамные окна с трех сторон. Своим появлением он был обязан,

конечно же, Элизабет. Она была возмущена отсутствием такого важного строения на территории нашего

35

сада. Это стало ее любимым местом для обмена сплетнями в кругу подруг. Домик получился очень светлый

и уютный. Перекрещенный декоративными балками потолок, белые диваны, белая мебель и даже,

несмотря на полное отсутствие слуха, Лиз приобрела белый рояль, для антуража так сказать. Впрочем, я с

удовольствием музицировал в одиночестве, если накатывало вдохновение. Играть на публику не любил.

Я позвонил по внутреннему телефону в дом и попросил Патрика принести фотоальбомы и чай.

За окном потемнело, словно уже наступил вечер. Я дотянулся до включателя, и плафон из

венецианского стекла на бронзовой ножке наполнил комнату оранжевым светом. Через пару минут на