Наталья Никитина - Полтора килограмма

Георг, сосредоточенно сдвинув брови, делал какие-то пометки в своем журнале.

Раздался деликатный стук в дверь – и тут же она отворилась, впуская в палату невысокого человека

– коротконогого, с длинным крепким торсом. Жгучий брюнет с черными глазами-маслинами и прямым

крупным носом, берущим свое начало чуть выше переносицы. Синева гладко выбритых щек перекликалась

с синим костюмом медицинского работника. Он бросил любопытный взгляд на меня, вежливо

поприветствовал и подошел к Дитте.

Конечно же, я не помнил того, что Анастасиос Константинидис был одним из девяти специалистов,

приглашенных мною в исследовательскую лабораторию. В прошлом прекрасный и востребованный

пластический хирург, он однажды решил кардинально сменить сферу своей деятельности и увлекся

изучением белого вещества мозга человека. Вскоре он даже написал две научные работы об электрической

активности нейронов, являющихся своего рода ключом к пониманию устройства нашего разума. Дитте без

труда нашел его в Греции, где он жил на тот момент. Это был пятидесятисемилетний добряк невысокого

роста, со всех сторон покрытый густой растительностью, которой очень гордился, как и выдающимся далеко

вперед носом. Однажды, когда Константинидис опоздал на работу, то пошутил, сказав, что начал бриться и

задумался, а опомнился только когда бритвенный станок, пройдя всю грудь и живот, дошел до резинки

трусов. В коллективе его любили за отзывчивый характер, ответственный подход к выполняемой работе и

даже прощали излишнюю болтливость.

Спустя пару минут дверь палаты охнула от панибратского толчка, и в помещение как всегда

стремительно вбежал, а не вошел Том:

– Дэн, как ты?

– Пло, – искренне ответил я, выбирая слова покороче.

55

– Ну, так всегда бывает. Перед тем как человеку станет хорошо, ему обычно бывает плохо! – выдал

нехитрую сентенцию Том. – Тебе что-нибудь нужно?

– Нет.

В другом углу палаты Дитте обсуждал с греком план процедур по моему восстановлению. Том

подключился к их разговору. Было решено, что сегодня я весь день набираюсь сил, а с завтрашнего дня роль

логопеда на себя возьмет Константинидис.

Мне дали снотворное, и я опять провалился в сон почти на сутки.

Утром, как обычно, первой в палату вошла медсестра. Сегодня была смена улыбчивой Наоми. Она

приступила к обтиранию моего неподвижного тела. Я, неразборчиво мыча, попытался попросить ее убрать

катетер, установленный в мочевой канал. Эта штука порядком надоела. Я объяснил ей, что в случае

необходимости смогу позвать персонал. С энной попытки она поняла и заверила, что сегодня же поговорит

об этом с Дитте, а пока я должен оставаться с катетером.

Радуясь возможности изъясняться, я попросил почистить мне зубы, и она охотно отозвалась на

просьбу. Периодически смеясь над моей неловкостью, мы принялись за это, казалось бы, простое дело. Мне

долго не удавалось сплюнуть пасту, вероятно, тонус языка был еще слишком слаб. После нескольких

неудачных попыток Наоми просто взяла шприц и откачала слюну с пастой из полости рта. Я был счастлив,

словно в душном помещении, в котором был вынужден жить долгое время, наконец, открыли окна.

Этим утром меня наконец-то покормили! Это была овсяная каша, пожалуй, самая вкусная из всех, что

мне приходилось пробовать! Правда, она была очень жидкой, и я пил ее через трубочку.

Наступила очередь занятий с логопедом. Улыбающийся грек, держа в руках какую-то брошюрку,

удобно расположился на стуле рядом с кроватью.

– Мистер Харт, я всё понимаю, мое имя трудно произносить, особенно в вашем состоянии, поэтому

зовите просто Тасос, – великодушно предложил Анастасиос, открывая книгу, – мамочка моя, царствие ей

небесное, всегда так меня называла.

Начались нудные повторения сначала гласных, потом согласных, затем слогов. Признаться, повторяя

нараспев бессмысленный набор звуков, я чувствовал себя идиотом.

– У вас легкая форма дизартрии, – сообщил грек. – Вам мешает говорить неполный паралич

органов артикуляции, из-за этого возник замедленный темп речи, нечеткость произношения. Однако это всё

легко поправимо. Давайте попробуем плотно сжимать губы, чередуя это упражнение с надуванием щек.

Константинидис то и дело отвлекался, переходя на воспоминания из своего детства, случаи из

врачебной практики, причины кардинальной смены профессиональной деятельности.

– Мистер Харт, я пережил всё: и взлеты, и падения, – откинувшись на спинку стула, грек с

ностальгией устремил взгляд куда-то к потолку. – Помню, когда клиника пластической хирургии только

открылась, долгое время клиентов было совсем мало, так мы, чтоб не потерять квалификацию, в счет

зарплаты, с огромной скидкой, естественно, персонал оперировали. Потом заходишь в клинику, и тебя

встречает красивый охранник, по коридору идут привлекательные медсестры, миловидные санитарки.

Количество служебных романов возросло в несколько раз. Я сам не раз был главным героем страстных

адюльтеров! Молодой был, горячий! Дня не проводил, не употребив одной-двух женщин.

Потом он вдруг пресекал воспоминания и вновь сосредоточивался на тексте брошюры. Но через пять

минут занятий опять переходил на откровения:

– Устал я, понимаете, от пластики! Жене уже всё, что можно, подправил. Такая конфетка из нее

получилась! – эмоционально жестикулируя, изливал душу грек. – Стыдно признаться, но, бывало,

переберу со спиртным, приду домой ночью, зайду к спящему семилетнему сынишке в спальню, присяду на

край кровати и смотрю на него, смотрю. Думаете любовь такая отцовская? А вот и нет! То есть я его,

конечно, очень люблю! Однако руки так и чешутся этот безвольный, как у тещи, подбородок ему

подправить. И тогда я себе сказал: «Всё, Анастасиос, хватит! Заканчивай с этой работой!»

Увлекшись, он размахивал руками и брызгал слюной.

В палату в очередной раз заглянул Том.

Тасос, не спеша, поднялся со стула и, степенно попрощавшись, вышел.

Том, всё это время изнывающий у двери, быстро проскользнул в палату.

– Привет, Дэн. Слушай, от этого грека есть хоть какая-то польза? Или он только по женщинам

специалист? Когда ты пригласил этого жигало работать в Бостон, то я встречал его в аэропорту. Ну, нашел я

его, познакомились, идем к выходу, оглядываюсь, где грек? Нет грека! Пошел искать. А он пристроился за

длинноногой блондинкой и шагает, словно под гипнозом, глаза, как маслины, томно бликуют, шерсть на

груди аж выпрямилась и заблестела, как у нерпы.

Я рассмеялся.

– Правда, так и было! Я что хотел? Мне нужно уехать на три дня, так что не теряй. У тебя всё