Наталья Никитина - Полтора килограмма

Анжелика!

– Пока, – задорно донеслось в ответ.

Раздался булькающий звук, возвещающий о том, что сеанс связи закончен.

– Том! Я вспомнил! Как я вообще мог ее забыть? – я кричал, смеялся и кричал. Кричал, смешно

растягивая слова, словно нараспев. Говорить быстро пока не мог. Мне хотелось схватить его и крепко обнять,

и я зарычал от беспомощности.

– Вот видишь, – растроганно ответил Том, и его черные, как угольки, глаза заблестели.

Я задавал Тому вопросы об Анжелике, чтобы проверить надежность своих воспоминаний, и каждый

раз он радостно подтверждал мои слова.

– А Джима, меня, Джес, ты тоже вспомнил? – с надеждой в голосе спросил он.

– Нет. Только Анжелику.

– Надо рассказать Дитте и Бэйниону, что ты сам вспомнил внучку! Пойду найду их.

Том вышел, а я, блаженно улыбаясь, думал о том, что скажу завтра своей любимой девочке.

Вскоре мне позвонил Джим. Я взахлеб расспрашивал его об Анжелике и тех двух годах ее жизни, что

были безвозвратно пропущены мною!

За воспоминаниями о внучке прошел вечер. Эта встреча внесла новый вектор в направление моих

мыслей. Появилось иное, довольно неприятное ощущение: я стал отождествлять себя с тем стариком!

Словно во сне, я слышал глухой голос Харта. Его слова проникали куда-то под кожу и встраивались в мозг,

меняя мировоззрение. Наконец, пришло осознание, что все-таки я действительно Дэн Харт и мне почти

62

восемьдесят. И если это действительно так, то, получается, что тот мужчина вовсе не самозванец, а мой сын

Джим. Но я это всё не вспомнил, а почувствовал.

Наступило утро. Голова болела, как и в прежние дни. Мне элементарно не хватало свежего воздуха.

Как всегда, первой в палате появилась медсестра, и я, зная о запрете Дитте, всё же попросил ее приоткрыть

оконную раму. В ответ получил отказ, аргументированный моим ослабленным операцией иммунитетом.

Закончив процедуры утреннего туалета, она удалилась, и ей на смену пришел китаец. Добрых полтора часа

он разминал мои неподвижные мышцы и, загибая затекшие конечности, придавал телу, словно марионетке,

наинелепейшие позы. Он выполнял свою работу, а я абстрагировался от происходящего и размышлял о том,

что сегодня избавлюсь от бороды и сразу же позвоню Анжелике.

Вдруг китаец коротко и хрипло вскрикнул. Если бы мог, я бы вздрогнул от неожиданности. Он схватил

мою левую руку, приподнял поближе к моим глазам и что-то выкрикивал. Я не понял ни слова. Китаец сунул

мне под нос свою маленькую жилистую кисть и пошевелил пальцами с загадочной улыбкой. Я замер. Он

положил мою руку на постель и торопливо покинул палату.

Вернулся он вместе с японцем. Кита был, как всегда, аккуратно выбрит с идеально уложенной

прической, а в руках держал какой-то прибор. Кита остановился напротив и слегка поклонился в знак

приветствия. Я неловко изобразил подобие ответного кивка головой. Кита остался невозмутимым. Без

лишних вопросов он подключил к моим пальцам какие-то провода и нажал кнопку «Пуск». Мизинец и

безымянный палец левой руки вздрогнули. Китаец радостно загалдел. Кита повел себя так, словно именно

сегодня всё это и должно было произойти.

После стандартного осмотра моих конечностей японец хладнокровно воткнул иглу в подушечку

указательного пальца, и он отозвался на боль легким вздрагиванием. Точно так отреагировали все пальцы

левой руки. В палату бесшумно проскользнул Дитте и, заложив руки в карманы так, что только большие

пальцы торчали наружу, стал молча наблюдать за манипуляциями японца. Я с надеждой ждал их вердикт.

– Ну?! – воскликнул я. – Скажите хоть что-нибудь!

– Организм донора начал реагировать на команды твоего мозга, Дэн, – пряча улыбку в усы,

спокойно ответил Георг Дитте. – Ты идешь на поправку.

Я расплылся в безмятежной улыбке:

– По такому случаю не грех и выпить бокал красного вина?

– Еще чего! – осек мою радость Дитте. – Не забывай: ты находишься на медикаментозном лечении!

Однако уже ничто не могло омрачить моего счастья!

Все вышли, и через полчаса в палате появился Том, неся в руках триммер, пену для бритья, упаковку

влажных салфеток, зеркало и бритвенный станок.

– Цирюльника вызывали? – весело приветствовал друг.

– Даже не знаю, говорят, ты дорого берешь, – поддержал я его шутливый тон.

– Договоримся уж как-нибудь, – улыбнулся он, расстилая у меня на груди салфетку. – Ну, давай уже

хвастайся, как ты там своим левым мизинцем трясешь! Весь персонал только об этом и говорит! – с

деланным великодушием воскликнул Том.

– И не только мизинцем, – возмутился я. – Еще и безымянным могу!

И мы рассмеялись. Я, сосредоточенно скосив глаза влево, с гордой миной на лице, едва заметно

пошевелил двумя пальцами. Том в ответ одарил меня аплодисментами.

Мы приступили к бритью. Вся процедура заняла не больше десяти минут.

И вот я, довольный, созерцаю в зеркале свою еще более помолодевшую физиономию. Оказалось, что

густая щетина скрывала глубокую ямочку на моем подбородке, которую я сейчас с любовью разглядывал.

– Ну, хватит уже улыбаться, как слабоумный, – с наигранным недовольством возмутился Том, делая

вид, что он устал держать зеркало.

– Как знать, может, наступит время, когда и я буду брить бороду твоему новому телу, – и подмигнул

другу.

– Вот еще! – воскликнул Том. – Очень надо валяться вот так в памперсе!

– Памперсы в прошлом! И катетер уже убрали давно, – возмутился я. – Сколько тебе сейчас лет,

семьдесят? – предположил я.

– Обижаешь! Всего-то шестьдесят пять! – засопел Том.

– Вернемся к этой теме лет через десять, посмотрим, что ты тогда скажешь.

Том, стоя возле раковины, сделал вид, что увлечен мытьем рук, и ничего не ответил.

– Так, теперь можно звонить Анжелике, – довольно произнес я.

Он помог мне принять более удобное положение. Я практически сидел, откинувшись на изголовье.

– Мне нужно инвалидное кресло: если не начну выходить на свежий воздух, то сойду с ума, – с

мольбой в глазах обратился я к другу.

63

– Я уже говорил об этом с Дитте. Он считает, что еще как минимум месяц тебе нужно воздержаться

от прогулок. Сейчас ветрено, а в твоем положении любая простуда может привести к летальному исходу, —

озабоченно нахмурившись, объяснил Том.

– Ладно, – проворчал я, уступая его занудству, – и еще: надо пересмотреть мое меню. Один вид

рыбы уже скоро станет вызывать тошноту. Я что вам чайка? Хочу хороший стейк, картофель, кофе, сигару и

виски!

– Ага! Широко шагаешь! Штаны не порви! – возмутился он и уже более спокойно добавил: —

Странно, ты же всегда любил рыбу? Похоже, твои вкусы стали меняться. Надо уточнить у Майкла, что там