Наталья Никитина - Полтора килограмма

контролем!»

– Да, теперь я вас вспомнил, – проходя в зал и усаживаясь поудобнее в кресло, как-то нервно, пряча

131

глаза, ответил Джим.

– Мистер Харт был особенный человек. Таких сейчас редко встретишь, – взволнованно продолжила

Кэрол. – Человек, который сделал себя сам, начиная от уникального ума и заканчивая изысканными

манерами.

– Да, спасибо. Уверен, он сейчас слышит ваши слова там, наверху, – Джим, усиленно изображая

грусть, показал ладонью на небо.

Я изо всех сил боролся с подступающей улыбкой. Боже, как же приятно слышать о себе такие слова!

Ощущаешь себя так, словно нежной рукой погладили по самолюбию!

При первой удобной возможности Джим отвел меня в сторону и, наклонившись к уху, недоуменно

произнес:

– Ты с ума сошел? Неужели в городе мало других девушек?

– Таких, как она? Мало!

Джим лишь раздраженно пожал плечами.

Вскоре подъехал Майкл. Последовало стандартное знакомство со всеми присутствующими в доме, и

Милена пригласила гостей за стол. Кэрол помогала подавать закуски, я взял на себя обязанность наполнять

бокалы спиртным.

Создалась теплая, располагающая к общению атмосфера. Все много шутили и смеялись. А я ловил

себя на мысли, что здесь очень не хватает Тома, самого веселого человека из тех, которых знал. Подали

горячее, десерт, и друзья Кэрол уже начали смотреть на часы до неприличия часто. Им не терпелось

отправиться в ночной клуб. Я предпринял вялую, заведомо обреченную на провал попытку остаться дома.

Однако Кэрол была непреклонна!

Джим и Майкл наотрез отказались составить нам компанию. Они поблагодарили за угощения,

попрощались и уехали по домам.

Посещение ночного клуба произвело на меня самое удручающее впечатление. Музыка, звучащая там,

обескуражила: я понятия не имел, как под эти звуки нужно танцевать.

Оказалось, я не просто далек от современных предпочтений молодежи, меня даже с биноклем не

видно на горизонте. Мощное звуковое сопровождение нещадно било по барабанным перепонкам. Кэрол

умудрялась как-то общаться с подругами, наклоняясь к самому уху собеседницы. Они поочередно кричали

что-то друг другу и то и дело выходили из зала в фойе. Я понял, что безнадежно старомоден и по-своему

горевал об этом, поглощая виски.

Там же со мной случился казус. Бойфренд Лизы, двухметровый Хью с щедрой растительностью в носу,

которую демонстрировал всем, кто был значительно ниже его ростом… Так вот, этот самый Хью угостил меня

странной сигареткой, пояснив, что это обыкновенная марихуана, которую, впрочем, я уже пробовал пару

раз. Произнес он это как-то поспешно, словно солгал. Я не стал прикидываться святошей и принял

предлагаемую сигарету. Уже после четвертой затяжки почувствовал, что лицо стало вытягиваться вперед,

словно морда у собаки. Я прикоснулся к носу и не почувствовал ничего. Кожа, словно под воздействием

анестезии, онемела. Меня охватила паника и стыд, что морду мою заметят присутствующие, и я поспешно

вышел на улицу. Том наверняка по достоинству оценил бы эту дурь. Он всегда говорил, что травка словно

расправляет его плечи изнутри, делает свободным. В моем же случае получился обратный эффект —

расправилось в длину лицо, и появилась зажатость, неуверенность в себе. Прохладный ночной воздух

принес некоторое облегчение. Я полчаса сидел на краю тротуара, пока лицо не обрело прежнюю

чувствительность.

По возвращении домой я попросил Кэрол впредь избавить меня от подобных мучений и посещать

заведения такого рода без меня. В ответ в очередной раз услышал, что я отстал от жизни и мне пора

меняться.

Миновала еще одна неделя.

Я стал частым гостем в доме Джима. Сын сдержал обещание и перевез моего любимого пса к себе.

Дети и Винчи радовались моим визитам. Находясь там, я пребывал в состоянии перманентного восторга.

Тим настолько привык ко мне, что Натали даже как-то раз доверила уложить его спать на дневной сон.

Проводя время с внуками, я с удивлением обнаружил в себе новый вид любви. Если Анжелику любил, как

любят хрупкий редкий цветок, которым можно только любоваться, заслоняя от сильного ветра и жгучего

солнца, то Тима я любил иначе, какой-то гордой любовью, как наследника фамилии Харт! Хотелось

восхищаться его крепкой рукой, метким ударом ноги по мячу. Хотелось подбрасывать ему небольшие

испытания и с волнующим удовлетворением наблюдать, как он справляется с ними.

Раз в неделю я обязательно звонил по Скайпу в Екатеринбург, и тогда у экрана собиралась вся моя

русская семья. Подходили к экрану поздороваться и Кэрол с Миленой. К счастью, языковой барьер не

позволял обеим сторонам увлекаться расспросами. Мама каждый раз интересовалась, хорошо ли питаюсь,

132

и требовала перечислить всё, что я ел накануне. Она считала Кэрол излишне худощавой и переживала,

умеет ли она готовить и не приходится ли ее мальчику довольствоваться фаст-фудом.

Я стал реже покупать газеты, дабы избежать насмешек Кэрол. Милена же улыбалась одними глазами,

не говоря ни слова, вероятно щадя и уважая мои причуды.

Я периодически забирал к нам Винчи, и у них с Зосей возникла настоящая собачья любовь.

Трогательная до слез! Заметив мою привязанность к псу, Милена сама настояла на том, чтобы Винчи

переехал жить в ее дом. Теперь мы всё чаще выгуливали наших питомцев вдвоем.

Милена давно закончила статую спортсмена для стадиона и теперь изнывала от возникшего периода

бездействия.

– Ненавижу такое состояние. Сразу накатывают самоуничижительные мысли и дикая творческая

тоска, – однажды поделилась женщина. Она подняла чашку кофе, и просторный рукав хлопкового

кардигана соскользнул к локтю, обнажая тонкие запястья, подчеркиваемые массивными, похожими на

мужские часами.

– И из мебельного салона давно не звонили.

– Что за салон?

– Я выполняю для них дизайн по спецзаказам на экзотические предметы интерьера и мебель.

Например, смешиваю вычурность французского барокко и скандинавскую сдержанность. Или добавляю

инкрустации, заимствованные в Индии и Сингапуре, к причудливым арабским узорам.

– Покажешь эскизы работ?

– Хорошо.

Она подошла к окну и задумчиво произнесла:

– Над пляжем облака в точности, как на полотнах Веласкеса! Пойду немного попишу пейзаж.

Она крикнула собакам:

– Гулять!

И они, лязгнув когтями по полу, бросились к двери.

Она ушла, а я остался наедине со своими мыслями.

Привязанность к Милене, крадучись, входила в мою жизнь. Возвращаясь домой, я бросал ключи от

мотоцикла на тумбочку в прихожей и сразу спрашивал у Кэрол: «Милена дома?» Если ответ был