Андрей Марковский - Принцип неопределённости. роман

– Давай в морозилку.

– Сначала по чуточке нальём, для аппетита.

– Тёплая же, противная!

– Я гляжу, у тебя «Кола» в холодильнике стоит, давай первую по-молодежному разбавим, а? И похолоднее станет. Ну, за встречу! … Фу ты… Порядочная гадость получается! Что, сейчас так и пьют?

– Пьют, Шура. Мучаются и пьют. Пьют и мучаются. Всё подряд пьют. Не только тёплую водку без закуски. Страна такая.

– В наше время, помнишь, когда «Пепси» удавалось купить, мы ею запивали, но никогда не смешивали, – вспомнил студенчество Шурка. – Мы тогда были просвещённые, даже в советском кино показывали, что нельзя портвейн с водкой мешать. «А он говорит: коктейль-коктейль», – друг повторил фразу из старого кино, попытавшись сымитировать голос артиста Леонова.

– Молодёжь сейчас и вискарь, и коньяк с колой мешают, типа «по-американски». И новомодного пива ты наверняка не пил никогда в жизни, по триста-четыреста рублей за бутылку.

– Это что за пиво такое? Дороже водки? С коноплёй, что ли? Чего можно в пиво для кайфа насовать за такие деньги?

– Без конопли. Обычное пиво. Или не совсем обычное, делается вручную, этакое ремесленничество. Вообще-то про пиво нужен отдельный разговор, длинный. И не со мной, я сам в этом не очень-то разбираюсь. Кстати, даже не знаю, надо ли нам в этом разбираться. Во всём ведь не разберёшься? Вот вино, к примеру, тоже есть всякое, коллекционное вообще невообразимых денег стоит. Я как-то один раз бутылку такого вина вот этими руками держал, – протянул он к Шурке, словно для доказательства, свои ладони. – И даже попробовать дали: французское «Барон Ротшильд» за шесть с чем-то тысяч. Но ни черта не понял.

– Шесть тысяч – это разве дорого? Я сегодня в магазине какой-то коньяк за полтинник с чем-то видел.

– Ты не понял, Шура. Шесть тысяч евро бутылка. Евро! Мне когда сказали – я как раз в руках её в тот момент держал, – так боялся выронить, аж испариной прошибло. А винцо так себе, кислятина, как в старые времена грузинское «Эрети». Пахнет правда получше, ароматное.

– Евро? Ёперный театр! Развели против Америки истерику, а у самих дома в Америке, счета в Америке. Машины с дигателем от самосвала и дома размером с нашу среднюю школу. Только у американцев бизнес главней всего, работа. А у нас горбатиться вовсе не надо, само всё с неба падает, то есть из бюджета. Зато они, блин, русские! У них особенная гордость и патриотизм. В стране всё отлично, можно винцо в четверть мульта за бутылку попивать. Тебе где такое винцо дали поносить? Ты что, с дочкой олигарха познакомился?

– Не, это был вполне рядовой саммит. Газовики, нефтяники, в общем, обычные миллионеры. Не этого я полёта птичка. «Я всего лишь ограбил нищего, чтобы воспользоваться его медяками», – процитировал Кирилл слова американского классика, вспомнил, как нелегально оказался на этом газпромовском сборище, улыбнулся, и не стал рассказывать другу подробностей. – Туда я вообще-то случайно попал с одним знакомым. Давай тащи лучше нашу бутылку из холодильника, поди остыла уже.

Друзья звякнули «за здоровье» рюмками с не успевшей остыть водкой, которая оттого сильно отдавала ординарным спиртом. Выпив, Шурик поморщился, быстро отправил в рот огурчик с куском мяса, и, не закончив жевать, попытался развить свою незаконченную мысль, подняв руку с убедительно указующим пальцем.

– Вот в наше время…

– Ладно, не начинай, – перебил его Кирилл. – Не то мне покажется, что мы с тобой уже невесть какие старики, будем сейчас ворчать, как всё плохо, какая нехорошая молодежь и всё такое прочее. «Не то что в наше время» … Родители, помню, именно так нам говорили. А мы – ничего, выросли как-то, и нормальные вроде. С виду… И страна не очень-то обращает внимание на правителей своих, как-то живёт им вопреки.

– Это конечно, – с лёгкостью согласился Шурка. Однако продолжил то, о чём хотел сказать, и разошёлся. – Наши буржуи всё себе устроили, как им выгодно. Вообще всё! Сейчас власть денег. Всех купили, и ментов, и судей, и политиков. Но ведь не только это! В наше время девчонки с тринадцати лет не курили. И не пили всякую дрянь, и не трахались. Дети ещё, а чего уже вытворяют! В этом кто виноват, разве мы?

– Это дуры курят. Дуры спят с кем попало. Дураки пьют и травятся. Твоя дочка не курит, образование получила, замуж вышла. Зять твой не алкаш. Им ведь не правители помогали? Я так подозреваю – дочке своей ты помог и Лилька. Родители твоего зятька тоже, судя по всему, нормальные люди. … А насчёт выпивки. Мы когда с тобой познакомились, тебе восемнадцать было, мне на полгода меньше, спиртное только с двух до семи продавали, да ещё в давке горбачёвского «полусухого закона». И всё равно мы в общаге за знакомство вовсе не чай пили, а портвейн; как сейчас помню, сразу после вручения студенческих, в самом конце августа. Начало новой жизни! Первый курс, вольница!

– Совсем недавно ведь было, если вдуматься, – погрустнел Шурка. – Портвейн тот я хорошо помню – гамыра страшная, «Три семёрки», сейчас такую дрянь в бутылки не льют, а советские вожди народ травили – и ничего.

– Вот-вот. Правители, они всегда одинаковые.

– Да. Все наши правители были козлами. Во все времена. Некуда бедному крестьянину податься. Красные пришли – грабят, белые пришли – ещё хуже грабят.

– Их не переделать, – поддакнул Кира и решил резко сменить тему. – Зато я хорошо помню, как ты меня потом в гости пригласил, не забыл?

– Конечно. Но это намного позже, и приглашал не совсем я – мамка. Я ей про тебя частенько рассказывал, а когда попытался изобразить, как ты клёво Элвиса пародировал, она и говорит: зови своего друга на ужин, познакомь. Она выступать к тому времени бросила и в музучилище преподавала, помнишь?

– Помню. Она мне сказала, что я не туда пошёл учиться, – покивал головой Кира. – Да, точно. Это уже в октябре, вечером, довольно прохладно было. Впервые в жизни самостоятельный поход в гости, без родителей, сам по себе. Тортик «Сказка», помню, купил. За рупь-двадцать. Кстати, к твоим словам о спаивании несовершеннолетних: чем тогда твоя мама нас за ужином поила?

– Мать всегда любила коньяк.

– Вот именно! Я коньяк первый раз в жизни тогда попробовал, и цветную капусту с шампиньонами, и мясо в кляре. У нас дома таких блюд сроду не бывало. После в троллейбус сел и чёрте куда поехал, ещё не знал города. Еле-еле общагу нашёл.

– Ты тогда на неё произвёл впечатление. Вроде провинциал, а такой вежливый, начитанный. И когда на пианино ей сбацал и спел что-то битловское, она окончательно растаяла. Она же всё время пыталась тебя перевербовать. И сейчас про тебя спрашивает, что ты и где.

– Не, не битловское. Я ей Imagine спел, помню, – поправил Кирилл друга. – Так хорошо помню, будто вчера было. А на самом деле – очень давно. Четверть века прошло. И сейчас тебе про меня ей ответить особо нечего.