Андрей Марковский - Принцип неопределённости. роман

– Ну почему? – не согласился Шурка. – Нормально, говорю. Чего ещё? У тебя же всё нормально? Жаль, что мы с тобой редко встречаемся, почти всегда случайно, как сегодня. Даже созваниваемся редко. Жизнь сейчас пошла странная какая-то, сами себе придумываем суету и заботы – с друзьями поговорить некогда… – Он замолчал, задумался и повторил. – Правда, всё нормально? Что ей сказать? Она обязательно спросит. Она мне поначалу все уши прожужжала, что ты зря в инженеры пошел. Потом, что зря петь бросил.

– Кто теперь знает, что правильно или неправильно? – грустно сказал Кира. – Я всегда всем честно говорил, что в институт из-за армии пошёл. Жуть как не хотелось в армию, два года псу под хвост. Если бы тогда знать, сколько всего под хвост – может, попробовал бы чего другого. Хотя… ты вспомни нас тогдашних, политбюро наше замшелое и Союз нерушимый. Какое музучилище? По деревням с концертами ездить всю жизнь – такая рисовалась перспектива? Откуда было знать, как всё повернётся? И вообще, как бы мы с тобой тогда познакомились, а? С Лёнькой, Серёгой, Витькой, со всеми остальными?

– С Витькой – да. Его не хватает. Он бы нам быстро всё объяснил. Как всегда, без него нам самим ни с чем не разобраться.

Выпили ещё по чуть-чуть «за прошлое», закусили. Кирилл пожевал задумчиво и продолжил брошенную другом мысль:

– Вот играть мы зря бросили, тут твоя мать права. Хорошее было занятие, весёлое. Как послушаешь, что теперешние вытворяют! Я мало какую современную музыку могу слушать, иностранцев предпочитаю, что-нибудь из старого. Общие знакомые сказали, БГ хороший альбом сейчас записывает. Он у нас был в авторитете, Витка его обожал. Только чтобы поменьше политики – сейчас мешает политика, все сейчас с ума посходили, помешались на пропаганде из ящика. Америку ругают, Европу, Украину – вообще не знаю, за что – сами на них напали. Люди разделились, музыканты разделились, пересрались все – красоты это не добавляет ни в жизнь, ни в музыку.

– Точно. Я тоже старьё больше люблю слушать, иногда вспоминаю и ставлю ваши песни, с плёнки перегнал в цифру, аудиоредактором немного помудрил, звучит в целом неплохо, мне нравится. А слова Витёк писал всё лучше и лучше. Последние особенно. Не такие заумные, как поначалу, – проще и понятнее.

– Да, у него стало что-то получаться, хоть и непростые стихи – простое он писать не умел, но душевное в них что-то появилось. Но всё равно: неплохих песен пару-тройку вышло, а остальные ни в какие ворота не лезли. Надо было быть жутким авантюристом, чтобы представить, что проберёмся куда-то вверх списка, потому я решил бросить. Ты помнишь, мы Цоя перепевали, Башлачёва, «Аквариум»: своего материала не хватало. На корпоративах хорошо с таким трек-листом, а выше вряд ли куда залезешь.

– С ума сойти, а я и не знал! Всё надеялся, вот вас вот-вот на «Музыкальный ринг» пригласят или во «Взгляд», – заметно расстроился Шурик, эмоции у него всегда прорисовывались на подвижном лице. – Но я всегда говорил: зря вы сдались. Ты посмотри, что сейчас творится, один блатняк везде, ни уму – ни сердцу, как дед мой говаривал. Какое общество – такая музыка. Когда сам президент «по фене» на всю страну вещает, шушера разная из своей помойки радостно вылезает. Профессионалов вроде бы до черта научили, техника нынешняя – просто чудо по сравнению со старыми временами, а Битлы по-прежнему лучше звучат, душевнее, на простое «моно» записанные. Потому что смысла теперь нет никакого.

– Ну как же! Множество смыслов: «мои колени замёрзли и что-то важное между». Это ещё не самая большая глупость.

– Ладно тебе, ты слишком критичен. Или мы чего-то уже не понимаем, старые стали. Она пытается, искра в ней есть. Правда, к её божьей искре желательно бы иметь такой умище, как у БГ того же, или Шевчука с Макаром, а вот это большая редкость.

Оба задумались, замолчали, будто вспоминали свою тогдашнюю жизнь. Кириллу после нескольких чарок выпитого стало немного лучше. Ничего не болит, в голове моторчик не жужжит, в боку не колет – не стреляет. Жаль, что это ненадолго. Конечно, если постоянно выпивать – всегда будет казаться хорошо. Этим полстраны занимается: чуть поплохело – «на стакан» сел, похорошело – ещё добавил. Утром похмелился – опять стало тепло и светло. То есть главное – искусственно поддерживать уровень алкоголя в крови, а уж алкоголь подстегнёт гормон счастья или вовсе его заменит, однако это уже будет неважно: выпил – весел, свободен и как будто здоров, и больше ничего не требуется, кроме добавки. А если заболит чего-то – опять-таки зальёшь водкой и ничего не почувствуешь. Жалко, что в таком состоянии жизни тоже не чувствуешь нисколько, вся она скрывается от тебя, как город за пеленой дождя.

– Давай-ка мы с тобой, дорогой мой, жизнь переписывать не будем: как есть, так и есть, другой всё равно не будет, – опомнился он и предложил старому другу новый тост. – Мы с тобой не для этого встретились, чтоб слёзы лить, как две постаревшие манекенщицы. Давай лучше выпьем за нас! За дочку твою, за их счастье. За внуков твоих будущих!

– И за твоих. У нас всё хорошо, а им пусть будет лучше. Или хотя бы не хуже, а то не дай бог придумает наш подполковник сдуру ещё одну войнушку с кем-нибудь из соседей.

– Ну их …, – крепко ругнулся Кира. – Решил на это внимания не обращать, как на тайфун. Всё равно ничего не сделаешь. Грешным делом, думал, больше не увижу такого на своём веку, а вот надо же!

– Чёрт с ними, – согласился Шура. – Сегодня такой хороший денёк, хоть у тебя про них не говорить. Я вообще очень рад, что тебя встретил, приятно наши молодые годы вспомнить, «ансамблю вашу», как Витёк выражался. Любо-дорого было на вас смотреть, такая у вас дружная команда была! Жалко, одна нелепость – и всё.

– Знаешь, не было единства в самом конце. Разброд начинался давно, и каждый был уже сам по себе. – признался Кирилл. Он машинально налил себе сока в стакан и отхлебнул. Задумался, вспоминая. Очнувшись, налил в Шуркин стакан тоже. – Да, и никакой особой дружбы тогда уже не было, если не считать нас с Витькой. У Серого – семья, дочь подрастает, а постоянной работы нет, заработков соответственно тоже. Алекс-маленький, наоборот, нашу группу давно перерос, он очень хороший музыкант, единственный профессионал был среди всех нас, потому музыкой до сих пор на жизнь зарабатывает. Даже Витёк изменился, странным каким-то стал в последнее время, незадолго до исчезновения. У меня как раз тем летом страсть к Танечке вспыхнула, и мне будущие родственнички ультиматумы начали выдвигать, тёща в основном. Так что планы у всех были разные. Помирать надумал «Папаша Дорсет», просто решиться никак не мог.

– Во как! Странно. Нам всем со стороны казалось, что вы не-разлей-вода, – удивился Шурка. – Вообще-то я думал, что вы из-за Витьки развалились. И не один я – все так думали. Вся история с ним от начала до конца загадочная. Вот я, если честно, так и не понял, что у вас тогда за студенческий финт вышел с этой базой отдыха, на пороги вы с чего вдруг попёрлись?