Лааль Джандосова - Арвеарт. Верона и Лээст. Том I

– Арверы, встаём, пожалуйста! Места вам известны, я думаю! Стараемся их придерживаться, но перемещаться по палубе в целом не возбраняется!

Не успел он закончить высказывание, как Джимми, воскликнув: «Мы первые!» – понёсся к правому борту и просунулся между вантами, в ожидании отправления. Томас и Аримани объединились с приятелями – студентами-второкурсниками. Верона сместилась к мачте – рассмотреть «риззгиррское дерево», насыщенное узорами и сверкающее вкраплениями – вероятно – тоже хрустальными, а все остальные студенты, исключая «сына Ирландии», а также Джину и Виргарта, перешли от центральной мачты на переднюю часть – закруглённую, с углублением по периметру. Отследив их перемещение, проректор, а с ним и Джошуа, встали у левого борта – рядом с двумя бочонками, подходящими для сидения. Джош вытащил сигареты, а Лээст спросил: «Как там в Дублине?»

– Да всё так же, – ответил Джошуа. – Я там пробыл до июля, а потом уехал в Австралию. Джон там жил, по последним сведениям, но я не сумел разыскать его.

Эамон кое-как поднялся и застыл в неподдельном ужасе, в результате чего Верона повторила совет проректора:

– Смелее, смелее, юноша! Пройдите к ардору Девидсону!

Эамон отправился к Томасу, пытаясь идти на цыпочках, дабы не пачкать палубу, а сама Верона, похмыкивая, направилась к Джине и Виргарту, что выбрали себе место у правого борта Парусника. Знакомство было оформлено улыбками и объятием. После обмена фразами – общими по характеру – Джина поправила волосы – красиво подвитые локоны, несколько растрепавшиеся, кинула взгляд на Лээста и спросила:

– Как ты осмелилась?! Виргарт тут поделился. Ты сама написала проректору?!

– Сама, – подтвердила Верона. – Положение было безвыходным.

– Да уж! – вмешался Марвенсен. – С твоим-то баллом по Эйверу?!

Эртаонский корабль тем временем ускорил своё движение и, рассекая воздух, устремился в южную сторону. Пока Джина, в своей манере, со свойственной ей медлительностью и достаточно долгим осмысливанием, расспрашивала Верону об Иртаре и Калифорнии, белые скалы вдоль берега неожиданно стали ажурными. Навстречу поплыли башни – гирляндой, причудливо вырезанной, с устремлёнными в небо шпилями и с прозрачными галереями. Марвенсен оживился и сказал с воодушевлением: «Наш Игеварт! Столица! Самый красивый город! Аналогов не имеется!» Верона не стала оспаривать, хотя пребывала в уверенности, что нет красивее места, чем Реевард в Иртаре, а Виргарт решил продолжить, бравируя компетентностью:

– Игевартская архитектура – дело рук Отцов-Прародителей. Его со́здали в первом веке. Технология уникальная…

Пока он просвещал своих слушательниц о строительных технологиях, корабль поднялся выше и белые башни города утонули в закатном мареве. Джина, слегка озябшая, достала из сумки пончо и быстро в него закуталась, на что Лээст подумал с тревогой: «Чёрт! Уже холодает! Верона, боюсь, замёрзнет! Эта курточка слишком лёгкая!» Джош, давно убедившийся, что проректор, не отрываясь, постоянно глядит в её сторону и в глазах его то и дело проявляются те эмоции, которых никто до этого пока ещё в нём не свидетельствовал, посчитал своим долгом отвлечь его:

– Я в июне чуть не женился, – поведал он в мрачной тональности. – Подвернулась одна красавица. Вроде бы скульптор, по-моему. Художник по декорациям.

– И что? – спросил Лээст. – Всё кончено?

– Ага, – ухмыльнулся Джошуа. – Застукал её случайно, ну и выставил после этого.

– С кем-то или за чем-то?

Маклохлан извлёк бумажник, помахал им с пренебрежением и ответил: «Пятнадцать тысяч! Взяла их без разрешения!»

– Бывает, – вздохнул проректор. – Хорошо, что заметил вовремя. Жениться всегда успеется.

«А лучше вообще не жениться…» – хотел было высказать Джошуа, но, покосившись на девушек, стоявших в компании Марвенсена, тоже вздохнул и промолвил:

– Если есть на ком, разумеется…

* * *

Через какое-то время Виргарт оставил красавиц и отправился к семикурсникам. Как только он отдалился – в направлении носа Парусника, Верона спросила тихо:

– Так что тут у вас с эртаонами? Я, конечно, была шокирована, когда узнала от Томаса, что Арвеарт был создан какими-то гуманоидами.

– Ты что?! – испугалась Джина. – О них говорить запрещается! Если узнает кто-нибудь, то нас отчислят сегодня же!

Верона, взглянув направо – на корму, уже затемнённую – оседавшими быстро сумерками, села на тёплую палубу и заметила саркастически:

– Между прочим, Маклохлан слышал, как мы о них разговаривали, но никак не отреагировал, так что я сомневаюсь в истинности подобного утверждения.

Джина сперва задумалась, но тут же нашла оправдание:

– Вы говорили в Дублине! Это – большая разница!

Верона, как в случае с Джошуа, осознав, что деваться некуда, кроме как применить суггестию, извинилась мысленным образом перед командой Парусника и спросила с прежней иронией:

– Ты действительно полагаешь, что мы никогда не будем обсуждать их каким-либо образом? Насколько ты в этом уверена?

Джина тут же воскликнула: «Уверена стопроцентно!» – но спустя секунду почувствовала, что на деле бояться нечего и что – больше того – Верона нуждается в объяснениях. Осознание этого факта, сопряжённое с тем обстоятельством, что Джина сообразила, что сможет найти в Вероне достойного конфидента по вопросам любого характера, изменило её отношение весьма кардинальным образом.

– А что ты о них узнала? – спросила она интонацией, означавшей её согласие.

– Только то, что они представлены какими-то разными уровнями. И ещё – что они прекрасны, и что мы для них – питекантропы. Маклохлан предупредил меня не смотреть на них по возможности.

– Так и есть, – подтвердила Джина, скосив глаза на астролога, чей вид вполне соответствовал термину «доисторический» – в силу его небритости, угрюмости и лохматости: – Они – как экдор проректор, но только моложе физически. Им всем – двадцать пять примерно, даже тем, кто третьего уровня.

Верона, стараясь не выдать возникшего в ней отношения – отношения к Эртебрану – переставшего быть платоническим и ставшего неуправляемым, спросила:

– А он – единственный? Я имею в виду… арвеартцы… Внешне они обычные или всё-таки есть исключения?

– Есть, – подтвердила Джина, – но они – такие, как Марвенсен. Вроде бы всё на месте, но если сравнивать с Лээстом… Чего-то им не хватает. Чего-то самого важного.

– Интеллекта, по всей вероятности. Интеллект, при прочих достоинствах, в мужчине самое главное.

Джина немного подумала, кинула взгляд на Томаса – с оценивающим значением, и спросила: «А как его выявить? Как ты, к примеру, вычислишь, что Томас умнее Брайтона? То есть интеллектуальнее?»