Сен Весто - ОТРАЖЕННЫЕ СУМЕРКИ. САГИ. Сборник научно-фантастических рассказов и повестей

– Согласись далее, брат мой, что когда все плохо, трудно надеяться, что оно вдруг само собой станет хорошим. Если моральные ценности уходят на черное дно океана глупости, то кому-то их нужно оттуда достать. Это то, что счел нужным сделать Вишну, удачным образом совместив мудрость и терпение, воплотив себя в аватару пресмыкающегося.

– Логично, – согласился Ямата-но.

– Разумеется, это не более чем иносказание. У меня даже слов не хватает, чтобы передать общее состояние тех чувств. Когда мир разума нахлестывает всемирный потоп невежества и печального скудодумия, богам остается только возводить на черепахах гору отчаяния, обматывать вокруг нее змея Васуки и начинать взбивать океан глупости, надеясь получить из него хоть что-то разумное.

Вишну тяжело вздохнул.

– Демон Хираньякша топит землю в океане. Спрашивается, что тут можно сделать. И снова крайним почему-то оказывается Вишну. Он, наступив себе на гордость, снисходит до образа какого-то немытого кабана, приглашает Хираньякшу на тысячелетний поединок, который тоже, между прочим, за словом в карман не лезет, и возносит многострадальную землю на своих клыках.

Вишну покачал головой, как бы увидев события тех дней в новом свете.

– Казалось бы, пора остановиться. Можно с облегчением вздохнуть и удалиться куда-нибудь в горы Махендры на заслуженный отдых, дабы там предаться размышлениям. Ни в коем случае. Объявляется теперь еще какой-то оплот добродетели и настолько преуспевает в своих аскетических идеалах, что вдруг удивительным образом оказывается счастливым обладателем всех трех миров: земли, неба и преисподней. Бали было имя ему, предводитель дайтьев. Все-таки что значит – чувство меры даже в добродетелях. И снова приходит на помощь миру Вишну, ему же делать больше нечего, и снова он, уже в аватаре какого-то хоббита, спасает проклятый мир, обратившись к этому сосуду добродетелей с просьбой подарить несчастному миру, оставшемуся вообще без ни хрена хотя бы три шага Вишну. Этот болван даже не спросил, что я буду с ними делать и где намерен остановиться. Уверен был, что сделать тут ничего будет нельзя. Зря он был так уверен. Остановился я, понятно, непосредственно у преддверия подземного мира. Это к вопросу о том, относится ли к добродетелям чувство меры. Ну вы, несомненно, слышали о той истории, об этом много писали. Так вот. Я значит, спрашиваю себя: куда мы идем?

Ямата-но кивнул, соглашаясь.

– Логично.

– И это еще не все. Во главе с не знающим усталости доблестным Нараямой все аватары богов как один, вся эта развеселая банда неутомимых болванов вдруг ни с того ни с сего снимается и ни к селу ни к городу отправляется преумножать зло во вселенной и испытывать чашу терпения небес: «освобождать мир от хамов». Хамы им перестали нравиться. Потом вдруг выясняется, что хамами там должны были работать ракшасы, гандхарвы – вплоть до данавов. Тут уж все просто руками разводят. Ну вы можете представить себе их лица. Об этом даже в «Махабхарате» подробно говорилось. Теперь я, которому, как все знают, нечем больше заняться, снова вынужден поднимать свой зад и куда-то идти восстанавливать справедливость. Кшатрии кшатриями, но, честное слово, должен же где-нибудь быть предел. Я вот спрашиваю: что делать? Что в данном случае разум, достойный лучшего применения и более приятных часов досуга, может предпринять, который, заметьте, уже и так внес свой посильный вклад в, так сказать, общую сокровищницу достижений? Какой-то урод Картавирья, обиженный умом, но не аппетитом, не придумывает ничего лучше как стащить прямо из святой обители Джамадагни не менее святого теленка. Естественно, отец вызывает меня и дает распоряжение закрыть эту проблему. Совсем.

– Логично, – согласился Ямата-но.

– Но ведь Картавирья не один ел этого несчастного теленка, правильно? Теперь уже его сыновья идут и закрывают проблему с мудрецом Джамадагни. Вроде как мне ставят на вид, меня же как бы достать проблематичнее.

– Логично, – подумав, согласился Ямата-но.

– Дальше. Естественно, тут уж даже у меня к кшатриям не остается никаких теплых чувств. Теперь уже я иду и закрываю вопрос с ними. – Вишну снова тяжело покачал подбородком, делая глубоких вздох. – Трижды по семь раз очищал я многострадальную землю от кшатриев в память о несчастном теленке, наполняя их кровью пять озер и не оставляя повода к дальнейшим разночтениям и новым вопросам.

Ямата-но смотрел на собеседника, и в глазах его было неподдельное сочувствие.

– Логично, – сказал он.

Шестое пресуществление не знающего нормальной человеческой жизни Вишну в земную плоть вздохнуло в третий раз.

– То есть я как бы кончаю с варной кшатриев, как бы совсем закрываю этот наболевший вопрос мироздания, поручаю их землю в разумное пользование брахманам – и только удаляюсь наконец к благословенным чертогам гор Махендры, как теперь тут еще это. И вот я задаюсь вопросом: куда смотрит эволюция?

Ямата-но, непроизвольно обхватив себя за подбородок чудовищной лапой и отведя глаза, погрузился в размышления.

Присутствующие под явным впечатлением от услышанного тоже надолго задумались над вопросом, куда идет этот мир. Все молчали.

Пратьекабудда со все тем же индифферентным ко всему окружающему лицом стоял в непосредственной близости жертвенного возвышения, наполовину заслоненный неким коренастым растительным извлечением: было полное впечатление, что он имеет беседу с остовом низкорослого древнего дерева. Когда же он, все так же молча, приглашающим движением отвел руку, коротким скупым жестом препровождая мысль собеседника к аудитории, стало понятно, что дерево было никакое не дерево, а ванахальб – «седой черт», один из небольшого представительства злых духов леса, с имеющей вид дерева задней частью и передней, сильно напоминающей злобного старца с горбатым посохом. И он просил слова.

ВАНАХАЛЬБ. Мир вашему дому, славные боги, – хриплым от ласковости голосом проблеял старец. – Как представителю лесничества мне желалось бы внести несколько поправок. Общего, значит, характера. Суть поправок проста: чтоб, значит, неповадно было. Исходно вспомянем о судьбах мира. Лес ставит вопрос следующим образом: зло и лес несовместимы. Зло и лес – понятия, не имеющие общего корня. Зло и лес не знают друг друга, как не знают его земля и небо. Зло и лес не понимают друг друга, как не понимают друг друга ночь и день. Лес предлагает: пусть лес будет лесом, а вода водой. То есть вообще все. Для зла попросту не останется места, где взойти.

Конференция молча ожидала дальнейших пояснений. Кто-то пояснил:

– То есть вы предлагаете крайние меры.

Старец хищно кивнул. В глазах его вспыхнули два нехороших огонька, которые, впрочем, он сразу же поспешил загасить.