Ярослав Веров - Хроники Вторжения

– Ага. Щас же!

– Ты, дружок, лучше помолчи, – ласково откликнулся с водительского места невозмутимый Леха. Ласково, но Сеня заткнулся. Я плечом почувствовал, как он вздрогнул.

А Эдик, как ни в чем не бывало, сказал:

– Понимаешь, Сеня, Вольф Мессинг в свое время на спор незамеченным вошел в Кремль и вынес из кабинета Сталина чистый лист бумаги с его подписью. И это не легенда.

В общем, в том же духе мы разговаривали, пока Леха развозил нас по домам. Я даже забыл про эту дурацкую Машину и про Сенины проблемы.

Однако проблема Машины всплыла снова через несколько дней. И вновь благодаря Эдику. Собственно, он и поставил точку в этой истории. Хотя я, признаюсь, все же считаю эту точку запятой. Но все по порядку.

Как-то, прошло три дня, а может, и все четыре, Эдик позвонил мне и спросил, какие мои планы на вечер. Планы у меня были, я вообще стал в последнее время чаще бывать в обществе. Моя дама сердца театралка, любительница презентаций, словом, тянет ее, а вместе с ней и меня, к широкому общению. Но на этот раз я принял решение в пользу Эдика.

– А Семен? – спросил я.

– Если хочешь – зови, не помешает.

Собрались мы все, эдак, к девяти вечера. Я, еще с утра, сразу пошел по магазинам, закупил необходимое. Дама моя привела все это в удобоваримый вид – вид салатов, нарезок и прочих разносолов – и ушла. Она у меня женщина тонкая, чувствует момент.

Эдик явился последним. При виде накрытого стола поморщился, сказал «ну, предположим», а вот бутылки распорядился совсем убрать, мол, мы тут собрались поработать, помозговать. И тут же выставил на стол две поллитровки малороссийской «Горилки перцовой с медом».

– Вот это пить будем.

Я, конечно, не понял, чем настоящий армянский коньяк плох для умственного напряжения, но банковал сегодня Эдик. Так весь вечер и проскучал коньяк на столе инопланетным гостем.

К делу Эдуард перешел не сразу. Хотя и отнесся к моим приготовлениям скептически, но блюдам, как всегда, отдал должное. Незаметно выпили одну «Горилку». Сеня был сумрачен, я пытался создать атмосферу. Но какой из меня рассказчик анекдотов?

Наконец, Эдик решил перейти к делу:

– Я, парни, даром времени не терял. Выяснил-таки, Сеня, кому звонили твои вергилии. Но все по порядку. Во-первых. При обыске на Банной мы с Серегой обнаружили «пенал». О чем вам тогда не доложили.

– Пенал? – переспросил я.

– Устройство для прослушки. Выглядит как деревянный пенал. Закладывается в ручки, ножки мебели. Этот был в задней ножке стола. Тот, кто закладывал, действовал нагло – запитал аккумулятор устройства прямо от телефонной линии. Значит, был уверен, что искать никто не станет. Вергилии твои, Сенечка, по этой части лохи полные были, оно и понятно. Пенал был исполнен стандартно: подслушивающий микрофон, узконаправленный передатчик. Там же, на месте, мы засекли направление радиолуча, а потом по мощности прикинули расстояние. На местности выяснилось, что луч упирается в жилой дом, одноподъездную четырнадцатиэтажку. Очевидно, приемник в одной из квартир. Выяснили, какие квартиры арендуются. Три квартирки нормальные – народ все время кублится. А вот одна квартирка – наша. Тихая.

– Прямо детектив какой-то, – буркнул Сеня, наливая себе горилки.

– А ты как думал. Детектив, настоящий детектив. Оперативная работа на местности, если угодно. После нашей диверсии на Банной ясно было, что хозяин объявится в ближайшее время. Он и объявился. А мы его уже ждали. Познакомились. Мужик нормальный оказался. Ветеран. Его бы на пенсию давно отправили, да как-то откладывали, а сам он и не просился.

– Да кто – он?! – не утерпел Сеня.

– Он – офицер ФСБ. Полковник, куратор всего этого безобразия на Банной, если угодно. Викула, подай мне, пожалуйста, бутерброд. В начале девяностых поставили его курировать, да так и забыли. Государственного интереса Машина не представляла, да что для них вообще сейчас представляет государственный интерес? А тогда и подавно. Получил полковник синекуру. И сиди, в потолок плюй, отчеты пописывай. Но он, я же говорю, нормальный мужик, старой закалки волк. Сам, своими руками, установил прослушку. Обязал этих двоих держать по телефону контакт, уведомлять, кто пришел на машину, хотя бы для того, чтобы, в случае невозврата, он мог подготовить легенду несчастного случая с летальным исходом и оформить документы.

– Какие документы? – не понял я.

– Семен получал свидетельство о смерти?

– Как это, значит, знали, что Машина небезопасна?

– А то. Предполагалось, что в ходе экспериментов будут несчастные случаи. Между прочим, любопытно у них это было обставлено. Загсам, патологоанатомам давалось распоряжение подготовить документы. С родственниками наш полковник разговаривал лично. Говорил, мол, так-то и так-то, в результате секретного эксперимента произошел несчастный случай. Тело есть, обезображено, в цинке. Вскрывать нельзя. И просьба не разглашать. А кому они еще нужны, эти писатели? Только нашему полковнику и были нужны. Тем более, как нам уже известно, было только два летальных случая. А для СМИ он запускал легенду. С молодым автором, кстати, и этого не понадобилось.

Эдик снова взял паузу. Мы прикончили горилку и перешли к чаю. За чаем Эдик значительно произнес:

– А вот теперь, парни, главное. Второй акт драмы. Наши Модест и Матвей. Кто они, откуда взялись, даже наш полковник не выяснил. С разных сторон к ним подъезжал. Говорит, нормального человека по-всякому бы расколол, а этих бесполезно. У нормального человека есть в жизни главный интерес и главный страх. Не мне вам, господа писатели, рассказывать. А тут – глухо, как в субмарине. Оставалось только их прослушивать. Слушал он их долго, набрались тысячи часов. Так вот. Кроме как к нему, никуда они не звонили. Между собой почти не разговаривали. Можно сказать, тысячи часов, целая вечность тишины и стука костей. Вообразите, с утра до вечера игра в нарды, без обедов, без чая. Даже неясно было – выходят ли по какой естественной надобности. Разве что на цыпочках и в войлочных тапочках. Еще что? Распределение обязанностей. Полковнику звонил только Модест. С клиентом разбирался Матвей. Их роли никогда не менялись. И среди этой оцифрованной вечности – менее часа информативных реплик. То есть разговоров друг с другом, когда клиент в Машине. Именно – когда в Машине сидит клиент. Самый длинный диалог – целых десять минут – касался, кого бы вы думали?

Эдик взял драматическую паузу. Я не сообразил и ляпнул:

– Шнизеля.

– Нашего Сени, вечная ему память в иных мирах!

Сеня вздрогнул и глянул таким взглядом – никогда такого у него не видел, – с неизбывной, собачьей тоской. Но ничего не сказал. Только вздохнул.

– Впрочем, что это я говорю, вы сами послушайте. Полковник любезно предоставил монтаж. А и чего ему было не предоставить – я взамен честно рассказал, кто Машину ликвиднул, он и успокоился. Да и приятно, когда твоя работа востребована. Кстати, здесь, на пленке, запечатлен и наш налет на лабораторию.