Коллектив авторов - Старые долги

— Здесь что-то подобное?

— Да, — сказал Питер. — И я очень надеюсь, что это коснулось только китов… Вы знаете, что тут было сразу после Волны? И я не знаю. Я на Радуге всего пятнадцать лет. Но я знаю, что здешняя биосфера была мертва на три четверти. Неудивительно, что она творит неожиданные вещи… теперь. Когда ее оживили.

Борислав не ответил, потому что ему стало жутко. Он посмотрел в окно, на горящий светлый день. Панический страх… имени полуденного демона Пана… Вдруг стало ясно, почему люди всегда боялись воскресших мертвецов. Говорят, уже неандертальцы тщательно хоронили своих покойников — именно поэтому. Некрофобия. Боязнь даже ненароком соприкоснуться с чужим, непредсказуемым, неправильным, иномирным…

— Кстати, — сказал он. — Я так и не понял: а на Радуге вообще есть старожилы? Ну, те, кто тут еще до Волны поселился. Я пока таких не видел.

Питер задумался, наморщив лоб.

— Хм, — сказал он. — Нет, ну есть Пикбридж, конечно. Она как была главным биологом Радуги до катастрофы, так им и осталась. И остается. Легендарная личность. Железная старая леди. А вот кроме нее… Даже и не знаю. Вам это зачем-то нужно?

— Да я сам не знаю пока, — сказал Борислав честно. — Я же сейчас без работы. Но меня Радуга очень заинтересовала. Хочется ее просто изучить — ну, так, как любой историк изучает планету или страну. Или социолог. Странное желание, да?..

Питер пожал своими могучими плечами.

— Желание как желание. Ничего странного. Я вот тоже по своему почину кое-какие исследования веду, с ящерицами с этими… Знаете, я вспомнил. Есть один физик — Святослав Борисович Штромберг. Чудаковатый, надо сказать. Он был еще в команде Аристотеля. Это точно. И когда физические институты отсюда выводили, он остался. Кажется, вообще никогда больше никуда не улетал. Серьезной работы здесь сейчас для физиков мало, так что он служит наблюдателем на станции дальнего контроля. И давно уже служит. Пригодится вам это?

— Возможно, — сказал Борислав.

9 июня 97 года

Набережная Столицы производила фантастическое впечатление. Искусственный лес прямо у воды. Сейчас, поздним экваториальным вечером, людей не было видно, хотя их присутствие ощущалось. В мягкой тьме, до которой можно было дотянуться рукой, колыхались невидимые листья то ли кленов, то ли гинкго, то ли пальм. Над самой землей водили головками мини-прожектора; блики падали на шершавые ветки. Причудливые тени покрывали песок, парковые скамейки и руки сложным, ежесекундно меняющимся узором. И фоном для всего было море — бесконечное, светящееся даже во мраке, уходящее туда, где можно слиться с небом…

Ноги несли Борислава сами, и, задумавшись, он не заметил, как выбрел на открытое место. Это была маленькая освещенная площадка, вдающаяся в море. Она была обнесена легким парапетом, и посреди нее стояла белая травертиновая плита.

Борислав приблизился.

На плите была надпись:

Timothy Sawyer

2133–2156

To strive, to seek, to find, and not to yield.

Борислав постоял, читая. Было прохладно. Кто-то подходил из леса, но он решил не придавать этому значения. Радуга — одна из самых безопасных планет в Галактике…

Через мгновение он понял, что идет женщина.

Девушка. Светлая мулатка в длинном платье. Волосы у нее были, кажется, русые. Ночь мешала это понять.

— Его не успели спасти, — мелодично сказала девушка. — Он потерял зрение и не мог сам идти, а счет шел уже на секунды. Они бы, конечно, тащили его до последнего. И тогда могли погибнуть все. Он понял это. И ушел.

— Как? — Борислав подошел к девушке. От нее пахло ежевикой.

— В море, — сказала она. — Просто в море… Как вас зовут?

— Борислав. Борислав Дружинин.

— Луиза. Луиза Дельгадо.

Она обошла монумент и встала рядом. Борислав чувствовал, как бьется ее сердце.

— Часто здесь бываете? — спросил он.

Она тряхнула волосами.

— Да. Здесь хорошо думается, вы заметили?.. — Она шагнула вперед и нежно погладила пористый камень плиты.

— Тут красиво, — тихо сказал Борислав.

Луиза кивнула, не глядя.

— Иногда мне кажется, что я с Тимом давно знакома, — сообщила она. — Правда, это странно?

Борислав покачал головой.

— Ничего странного. Каждый погибший где-то жив.

Она кивнула.

— Я знаю. Но ведь он погиб за двадцать лет до моего рождения… А вы здесь работаете?

— Нет, — сказал Борислав. — По крайней мере, пока нет. Я… как бы сказать… в отпуске. В бессрочном, — он улыбнулся.

Луиза покосилась на него.

— Тоже из неудачников, — сказала она. — Не обижайтесь. Радуга — планета агробиологов, врачей и неудачников… Бродят тут толпами. Хотя чаще — поодиночке. Толпа одиночек…

— А вы — кто?

Она чуть повернула голову.

— А я медтехник. Не врач. Некоторые путают. Разочарованы?

— Нет, — сказал Борислав. — Но вас-то сюда как занесло?

— Я тут родилась, — сказала она. — Как раз в семье агробиологов. Родители сейчас в Южном полушарии. Мне все детство предлагали отправиться получать образование на Землю, а я не захотела, представляете?..

— Вполне. Но ведь здесь вы образование врача не получите…

— А зачем оно мне? — она улыбнулась. — Вы рассуждаете, как ученый.

— Я и есть ученый. Немного.

— Хорошо хоть немного, — сказала она. — Подождите… Разве вы в отпуске?

Борислав напрягся.

— Да. Непохоже?

Луиза грустно качнула головой.

— Не очень… Отпускники шатаются без цели. А вы похожи на человека, который что-то ищет.

— Да, — сказал Борислав. — Ищу. Только не знаю, что.

— Никто не знает, — сказала Луиза. — Ученые обычно думают, что знают, но они тоже не знают. Вы другой. Вы хотя бы знаете, что не знаете.

Борислав не нашел, что на это ответить, и они постояли молча, лицом к надписи и к лесу. Море тихо плескало за спинами.

Борислав думал о том, что люди все-таки очень разные. Интересно: считалось бы на Земле появление такой девушки ошибкой Учителя? Возможно, да. А возможно, и нет. С ней ведь все в порядке: делает свою маленькую работу и довольна. Кстати, чем она занимается-то? На Земле живых медтехников почти нет, если не считать школьников-практикантов; всю однообразную работу делают машины, а выпускники обычно идут сразу во врачи. А может, ей все равно, и она записалась в медтехи, просто чтобы не вызывать совсем уж косых взглядов. Причудливый бесполезный цветок.

— Где вы работаете? — спросил он.

— В гериатрическом центре. Сюда много пожилых туристов приезжает. И вообще, есть идея — сделать из Радуги главную здравницу Периферии. Не слышали?

— Не слышал, — сказал Борислав. — Я несколько лет провел не на Периферии даже, а за ее пределами. За фронтиром, так сказать.