Нил Стивенсон - Интерфейс

Конечно, он мог просто сорвать часы и освободиться, но это тоже было бы неумно. На данном этапе избавление от часов означало, скорее всего, неизбежную смерть. Тут уж они не станут мелочиться и подошлют к нему убийцу.

Да какой к черту убийца! Сами часы, вероятно, были заминированы. В них, наверное, спрятана тоненькая игла, покрытая выделениями ядовитого моллюска, и если он попытается их снять, эта игла, активированная спутниковой передачей из штаба ОДР, вонзиться в его запястье и впрыснет яд прямо в вену. Но пока он продолжает носить часы, они будут считать, что он по-прежнему ни о чем не догадывается. Он сможет продолжить осторожное изучение команды Коззано.

Это был первый шаг: подобраться к Коззано поближе, присмотреться к его службе безопасности, запомнить лица близких к нему людей. Не тех, чья близость была очевидна – таких как Элеанор Ричмонд и Мэри Кэтрин, которые тоже были простыми пешками – а мужчин в костюмах, маячивших на периферии, за пределами радужных ореолов света.

Сцена была огромна, не меньше, чем на больших рок-концертах, и пустая внутри; эти таинственные люди в костюмах имели особый доступ к хитроумно замаскированным дверям и лестницам, ведущим вниз. Все эти двери охранялись копами в униформе, которые пропускали только определенных людей; чтобы пройти, нужно было иметь специальный пропуск за сцену, висящий на шее. Но время от времени двери распахивались на несколько секунд, чтобы пропустить какую-нибудь большую шишку, и Вишняк получал возможность заглянуть в таящийся под ногами Коззано мир. То, что он смог разглядеть, полностью подтверждало его подозрения: там повсюду вились толстые черные кабели, стояли рядами телемониторы, а множество людей в гарнитурах говорили по телефонам и печатали на компьютерах. И в самом центре всего этого столпотворения, едва видимый сквозь переплетение кабелей и поддерживающих стоек, в самом центре паутины покоился новехонький фургон-прицеп. Вишняк не сумел прочитать надпись у него на боку, но этого не требовалось – он узнал цветовую гамму; это был фургон ГОСПОД.

За те секунды, что двери оставались открыты, он постарался хорошенько рассмотреть лица людей под сценой. Именно они контролировали мозг Коззано. Именно им, каждому из них, суждено было в какой-то момент между сегодняшним днем и днем выборов получить в лоб девятимиллиметровую пулю, выпущенную из пластикового пистолета Флойда Уэйна Вишняка.

Вишняк прыгал и кричал вместе с остальной толпой.

– Я освобожу вас, губернатор Коззано! Я спасу вас от заговорщиков или умру!

Но эти слова потонули в царящем вокруг хаосе.

Элеанор смогла поговорить с Уильямом Э. Коззано только через несколько часов после объявления. До этого она встречалась с ним лишь однажды, мельком, еще до дебатов, в формальной обстановке – в конференц-зале, полном пресс-секретарей и советников. За объявлением последовала долгая вечеринка в танцзале отеля Коззано. Вечеринку, впрочем, она напоминала не больше, чем ток-шоу – настоящую беседу; это было постановочное мероприятие, в продолжении которого она должна была стоять на цыпочках. Хотя ей никто не объяснил этого прямо, она понимала, что теперь ей придется завести привычку держать язык за зубами и стараться не оконфузиться.

Наконец, незадолго до полуночи она, Коззано и Мэри Кэтрин уединились в номере отеля – естественно, на верхнем этаже. Женщины сменили вечерние платья на более удобные наряды и все они устроились на балконе, чтобы выпить по стаканчику.

Элеанор вчуже знала Уильяма Э. Коззано многие годы и гипермачистская основа его образа – война и футбол – производила на нее слегка отталкивающее впечатление. Он казался ей одним из тех типов, которые мастерски умеют курить сигары и ходить на охоту с директорами компаний, но не способны уяснить тонкие нюансы государственной политики и совершенно глухи к проблемам женщин.

После пяти минут, проведенных в его компании на балконе, она решила, что ошибалась. Он вовсе не был тупым мачо. Он был галантен почти по-европейски и обладал тонким чувством юмора, сдобренного самоиронией. С дочерью его связывало полное взаимопонимание, и эта близость сказала Элеанор все, что она хотела о нем знать.

В итоге они проговорили больше часа. Коззано обладал талантом рассказчика анекдотов и рассказал их довольно много. Ближе к концу вечера Элеанор начала замечать, что Мэри Кэтрин становится слегка неловко. Она ерзала в кресле и говорила: «ну папа!» всякий раз, когда он заводил очередную историю. Пока он рассказывал эти истории, она внимательно всматривалась в его лицо и время от времени хмурилась или прикусывала губу.

Элеанор не совсем понимала, почему. Коззано любил поговорить, но по любым мерка не был патологическим треплом. В его обществе Элеанор чувствовала себя совершенно комфортно. Истории Коззано были краткими и уместными. Тем не менее, они явно напрягали Мэри Кэтрин.

Элеанор решила, что дочери надо о чем-то поговорить с отцом наедине, и около часа ночи она откланялась, настояла на том, что провожать ее необязательно: она вполне способна спуститься вниз и добраться до своего отеля самостоятельно. Она хотела в последний раз насладиться свободой, прежде чем Секретная Служба возьмет ее под круглосуточное наблюдение.

Лифт приехал быстро – в это время суток в нем мало кто нуждался – она вошла внутрь, нажала кнопку лобби и впервые с того момента, как Мэри Кэтрин появилась в ее комнате этим утром, осталась одна. Боже, как же она вымоталась! Элеанор уронила сумку на пол, привалилась к стене лифта, закрыла глаза и испустила тяжелый вздох.

Такого напряжения она еще не испытывала. С первого же мгновения в компании Коззано не прошло ни единой секунды, когда их не фотографировали. Ей было страшно даже думать о стиле жизни, при котором нельзя даже в носу поковырять и требуется постоянно следить за лицом и прической.

Лифт замедлил ход. Элеанор приоткрыла один глаза и разглядела через щелочку, что она проезжает десятый этаж. Она снова зажмурилась, довольная, что еще пара минут отделяет ее от возвращения в публичную жизнь – без сомнения, фотографы по-прежнему торчали на входе.

Двери открылись и Элеанор почувствовала, как в лифт кто-то вошел. Вспомнив, что она теперь ролевая модель, Элеанор заставила себя открыть глаза и выпрямиться. Она увидела худого мужчину в костюме. У него были короткие волосы и горящий, маниакальный взгляд. Он уставился сначала на нее, а потом на сумку на полу.

– Чо там? – бесцеремонно спросил он.

– Мои вещи, – сказала она, по времени суток неспособная на более замысловатый ответ.

– И чо там? – спросил он, наклоняясь к сумке.