Нил Стивенсон - Интерфейс

Это была трудная подача. Израильско-палестинская проблема препарировалась и анализировалась на микронном уровне многие десятилетия специальными людьми, единственной функцией которых было знать о ней все. Каждый завиток и изгиб израильской границы обладал своим корпусом экспертов, способных изложить историю этого клочка земли со времен фараонов. Вопросы поселений на Западном Берегу и статус ООП были такими же запутанными, как концепция Троицы во времена раннего христианства: все, что можно было придумать, было придумано, проработано и проанализировано. Среди миллионов возможных мнений касательно этой проблемы существовало всего несколько, которые кандидат в президенты мог позволить себе иметь, а чтобы их выразить, от него требовалось создать новый словарь и новую форму логики, неприменимой более ни к чему. Наилучшим способом остановить метящего в президенты губернатора был простой, невинный вопрос о Ближнем Востоке; задав его, можно было расслабиться и спокойно ждать, когда он сам себя повесит.

Коззано сманеврировал безупречно, выдав ответ, казавшийся исключительно эрудированным и содержащий все кодовые слова, позволяющие избежать поношения со стороны еврейских организаций – и при этом почти бессмысленный. Подобно обязательным фигурам в спортивном катании, он был лишен содержания и невыразителен с виду, но для посвященных являлся впечатляющей демонстрацией технических навыков.

Когда Коззано договорил, пришло время для перерыва на рекламу. Хозяин не без самоуничижительного остроумия заметил, что начало шоу вышло скучноватым, и пообещал, что дальше будет повеселее. Студенты зааплодировали. Директор, посмотрев в монитор, повернулся к выступающим и сказал:

– Отключились.

Коззано наклонился к столу и налил стакан воды. Он уже было собрался поболтать с хозяином, когда из тьмы за телепрожекторами раздался чей-то голос:

– Губернатор Коззано, это Фрэнк Бойл из «Бостон Глоуб». Мне больно сообщать вам об этом, но мне только что позвонил наш корреспондент, следующий за вашей дочерью в Миннесоте. Он звонил из лобби отеля в Миннеаполисе, в котором она остановилась. Судя по всему, Мэри Кэтрин не явилась на встречу в Макэлистер Колледж. Журналисты бросились в ее отель и обнаружили, что этаж, на котором расположен ее номер, заполнен копами и детективами. Наш корреспондент поговорил с одним из них, и тот вроде бы сказал, что в коридоре на нее напал Флойд Уэйн Вишняк. Ему удалось прорваться мимо агентов Секретной службы и всадить ей пулю в голову; Мэри Кэтрин истекла кровью прямо в коридоре.

В сотне футов от них Ки Огл, умостившийся в Оке Ки, увидел, как биологические показатели Уильяма Э. Коззано взмыли в космос.

Телевизионный монитор в Оке Ки был подключен к камерам в аудитории. Огл увидел, что лицо Коззано смертельно побледнело, пока Фрэнк Бойл из «Глоуб» излагал свою историю, а потом побагровело. Глаза его налились красным и заблестели. Сердечный ритм Коззано на биомониторе рядом с Оглом зашкалил за 172 удара в минуту – в три раза выше нормы. Кровяное давление граничило со взрывным.

– Иисусе Христе, – громко произнес Огл, – за этим может стоять только Иеремия Фрил!

Он снова посмотрел на телемонитор, но Коззано на нем уже не было – только пустой стул. Затем камера завертелась, промелькнули декан, батареи прожекторов, другие камеры, техники и прочие объекты, которым не положено попадать в объектив. Наконец камера поймала спину Уильяма Э. Коззано, шагающего прямо на толпу телеоператоров, репортеров, ассистентов и агентов Секретной службы, заполнявшую пространство между сценой и передними рядами кресел. Большинство инстинктивно убирались у него с дороги. Но пара мужчин в штатском, демонстрируя недюжинную храбрость, встали плечом к плечу перед Коззано и не пустили его дальше в аудиторию.

На заднем плане какой-то мужчина проталкивался через толпу в проходе в направлении выхода. По всей видимости, это был Фрэнк Бойл из «Глоуб». Когда Коззано бросился прямо к нему, он предпочел покинуть зал.

Огл гордился своей готовностью буквально ко всему. Но к возвращению Фрила он оказался не готов. Огл сделал глубокий вдох, пытаясь унять сердцебиение, а затем склонился над контрольной панелью и принялся успокаивать Коззано.

Коззано стоял перед сценой, разговаривая с агентами Секретной службы. Агенты что-то говорили в запястье одной руки, а другой вжимали в уши наушники, пытаясь расслышать один другого сквозь гул шокированных и перепуганных студентов.

К Коззано подошла женщина с пресс-картой.

– Губернатор, я из «Глоуб». У нас нет сотрудников с таким именем.

Главный агент, выслушав кого-то в своем наушнике, покивал и обратился к Коззано.

– Это полная ложь, – сказал он. – Мэри Кэтрин появилась в Макэлистер Колледже вовремя и сейчас произносит речь.

Коззано внезапно сделался совершенно спокоен и собран. Он покачал головой, как будто стараясь забыть все это происшествие, и вернулся на свое место на сцене.

– Может быть, нам отложить... – произнес декан, когда звуковик принялся прилаживать микрофон Коззано.

– Нет, – сказал Коззано. – Давайте по плану.

– Вы уверены? Вы, должно быть, совершенно расстроены.

– Я в порядке, – сказал Коззано. – С чего мне расстраиваться?

Заголовок на первой полосе вышедшего на следующий день номера «Нью Йорк Пост» гласил:

«С ЧЕГО МНЕ РАССТРАИВАТЬСЯ?»

КОЗЗАНО НЕ ВЗВОЛНОВАЛО «УБИЙСТВО» СОБСТВЕННОЙ ДОЧЕРИ.

Президент, неформально беседуя с журналистами в салоне «Борта номер один», заявил, что отвратительная выходка самозванца, сообщившего Коззано фальшивые новости, повергла его в шок.

В то же время, однако, он не мог не найти странным и немного тревожным поведение человека, как будто бы только что лишившегося дочери, который как ни в чем не бывало согласился продолжить заурядную избирательную встречу, единственной целью которой было набрать еще сколько-то голосов. Уж конечно же, существуют пределы, заходить за которые не позволяет простая порядочность.

Нимрод Т. (Тип) Маклейн неожиданно появился в баре отеля, где как раз собрались несколько репортеров – не только под влиянием жажды, но и по подсказке одного из сотрудников Маклейна, намекнувшего, что Тип тоже может испытать ее примерно в одиннадцать часов.

По чистому совпадению большой телевизор над стойкой как раз показывал вечерние новости. За несколько минут до этого на нем шел футбольный матч, но бармен, получивший некоторую сумму от Маркуса Дрешера, переключил канал – к вящей досаде нескольких фанатов, менее состоятельных, чем Дрешер.

Маклейн и репортеры вступили было в дружескую перебранку, но когда на экране возникло лицо Уильяма Э. Коззано, она затихла сама собой. Камеры зафиксировали последовательность событий от начала и до конца и этот ролик теперь транслировался по всей стране. Они посмотрели, как Коззано испытывает шок, слушая самозванца. Они посмотрели, как он в слепой ярости прыгает со сцены и как через минуту возвращается на место, спокойный и собранный. Содержание двухчасовой дискуссии вообще никак не освещалось.