Нил Стивенсон - Интерфейс

На четвертый день он потерял контроль. Его рука метнулась под блузку Луэллы, как атакующая кобра, и вцепилась в ее сосок. Недостаточно сильно, чтобы причинить боль. Но достаточно цепко, чтобы Луэлла не могла сдвинуться с места.

– Мистер Фрил, – сказал один из его стражников. Один из этих гнусных типов в костюмах, постоянно торчавших поблизости.

– Заткнись, мудило! – сказал Фрил.

Луэлла смотрела ему прямо в глаза. Она вовсе не рассердилась. Она была приятно удивлена. Она казалась заинтересованной. Она облизнула губы и сказала:

– Простите, мистер Фрил, но свежие фрукты в сегодняшнее меню не входят.

Ее лицо находилось примерно в четырех дюймах от носа Фрила. Она активно пользовалась духами и Фрил обонял жаркий аромат, струящийся из-за выреза.

– А это тогда что у меня тут? – спросил Фрил, сжимая ее сосок.

– Ни черта у вас нет, – сказала Луэлла, – и не будет, пока мы на публике, – она окинула взглядом охранников: только в одной этой комнате их было четверо.

– Нахер убирайтесь отсюда! – заорал Фрил.

– Извините, мистер Фрил, но это невозможно, – сказал главный, откликавшийся на имя Эл. Эл определенно начал нервничать. – Мэм, – сказал он Луэлле, – боюсь, вам придется уйти.

– Но я не могу, – сказала Луэлла, – меня не отпускает мистер Фрил. И могу вас заверить – и не отпустит, пока не получит чего хочет.

– Идите нахер отсюда, – сказал Фрил, – а не то нахер пойдет вся ваша кампания. Вы что, не видите, что мне надо перепихнуться?

Апелляция к простым, базовым человеческим нуждам тронула Эла. Он отвернулся и на секунду задумался.

– Что ж, ладно, – сказал он наконец. – Пошли, ребята, оставим их наедине.

Охранники Фрила поднялись и попятились из комнаты, не отрывая взглядов от задницы Луэллы. Луэлла повернула голову и крикнула им вслед:

– И не вздумайте торчать под дверью и подслушивать. Идите к себе в номер, телевизор посмотрите.

Эл и все его подчиненные покинул комнату и закрыли дверь.

Луэлла накрыла их минутой позже, высунув голову за дверь.

– Так и знала! – сказала она. – Да вы, ребята, извращенцы. А ну быстро по номерам!

Эл оставил одного из своих людей у лифтов на другом конце холла, а остальных разогнал по комнатам, приказав держать двери открытыми.

Еще через минуту охранник у лифтов услышал тихий перезвон колокольчиков. Загорелась стрелка вниз. Двери лифта разъехались, выпустив пару атлетически сложенных мужчин в противогазах и защитных наушниках; один из них схватил охранника за воротник и прижал к его губам толстый ком ткани, а другой стукнул по лбу чем-то небольшим, но тяжелым.

Луэлла выскочила из номера Фрила совершенно голая; Фрил наступал ей на пятки. Она визжала и хохотала, а он вопил:

– Грязная сука! А ну вернись!

Луэлла бросилась в лифт. Она нажала кнопку лобби как раз в том момент, когда Эл и его команда выскочили в коридор. Они успели увидеть, как Иеремия Фрил ныряет в лифт в щель между сходящимися створками, а потом их отвлекли крупные незнакомые мужчины, расшвыривающие во все стороны шоковые гранаты.

Двадцать секунд спустя перед глазами сотрудников и гостей отеля предстала Луэлла, бывшая Мисс Апрель, которая выскочила из лифта совершенно голая, все так же хохоча, и устремилась к главному входу; за ней мчался какой-то старик с торчащим из ширинки эрегированным членом.

Портье, не в силах противостоять наработанным за долгие годы рефлексам, учтиво распахнул перед ними двери. Луэлла выбежала наружу и запрыгнула в микроавтобус без окон. Дверца захлопнулась, машина, дымя резиной, рванула с парковки, и оказалось, что за ней кое-кто прятался: Кир Резерфорд Огл с двумя дюжинами телеоператоров и фотографов на флангах – и все эта компания принялась деловито снимать стремительно меняющееся лицо и опадющий пенис Иеремии Фрила.

– Вернулся, чтобы проиграть еще одни выборы, Иеремия? – спросил Огл.

Челюсть Фрила отвалилась, а нос свирепо сморщился. Глаза метались между Оглом и многочисленными камерами.

Затем он атаковал.

Ки Огл продолжал стоять, держа руки в карманах пальто.

Фрил нырком преодолел последние шесть футов, обхватил Огла за бедра и запрокинул голову, намереваясь вцепиться ему зубами в промежность.

Рука Огла появилась из кармана с зажатым в ней маленьким цилиндрическим предметом. Указательный палец Огла напрягся – и мощная струя перцового спрея ударила Фрилу прямо в разинутый рот. Фрил рухнул на асфальт, извиваясь, пуская пену и завывая, как раненное животное.

– Добро пожаловать в пиар-преисподнюю, – сказал Огл и уселся в стоящую наготове машину. Уезжая, он любовался корчившимся на асфальте Фрилом и окружившими его операторами.

Последние и самые важные дебаты президентской кампании состоялись в лекционном зале Колумбийского университета в пятницу, 1 ноября, за четыре дня до выборов. В них приняли участие президент Соединенных Штатов, Уильям Э. Коззано и Нимрод Т. (Тип) Маклейн. В роли модератора выступал ректор университета. Вопросы он заранее разослал трем кандидатам и четырем ведущим журналистам.

Кандидаты провели предшествующие два дня в уединении, оттачивая риторические навыки. Маклейн и президент наняли имитаторов, изображавших соперников, и часами дебатировали с ними, в то время как псевдожурналисты забрасывали их самыми трудными, каверзными, провокационными вопросами.

Помощники заявились в зал за день. Нужно было расставить трибуны. Нужно было разместить и настроить источники света. Нужно было проработать и согласовать расположение камер. Все эти вопросы решались в ходе интенсивных и утомительных переговоров. Неправильно установленный прожектор в 1984 году подчеркнул мешки под глазами у Мондейла, отчего он выглядел старше Рейгана. Высота трибун зависела от роста кандидатов. От цветов фона и освещения зависел выбор костюмов; на сцену поднимались люди в разной одежде, чтобы определить, какой именно фасон наилучшим образом соответствует обстановке. Необходимо было протестировать грим; гримерам следовало предоставить рабочие помещения – и ни одно из них не должно было быть обширнее, лучше экипировано или расположено ближе к сцене, чем у других кандидатов.

Хотя наличие публики и предполагалось, ее единственной функцией было создание легкого фонового шума: аплодисментов (контролируемых настолько, насколько это возможно) и, вероятно, случайных взрывов смеха, хотя эксплуатация чувства юмора в подобных обстоятельствах была слишком рискованной, чтобы рассматриваться всерьез. В нынешнем политическом климате юмор превратился в игру с нулевой суммой. Впечатление, производимое кандидатами на сидящих в зале зрителей, значения не имело Над сценой воздвигли огромный видео-кран, чтобы публика и находящиеся в зале журналисты тоже могли видеть изображение с камер – единственное, что имело значение.