Cи Джойнер - Немо восставший

Тут кто-то сбросил запор на дверях вагона, и внутренности его наполнились ярким солнечным светом, когда ее открыли. На железнодорожной платформе стоял Дункан, почти растворившийся в ярком свете солнца, светившего у него за спиной, с Дерринджером [короткоствольный карманный пистолет] в руке, наведенным внутрь вагона. Он сказал: «Я ожидал чего-то подобного, но не мог угадать, кто же окажется победителем».

Немо стоял с наручниками на руках: «Все это в целях самообороны».

«Верю». Дункан посмотрел на комендор-сержанта, держа его под прицелом пистолета: «Сержант, вы в сознании? Отдаете себе отчет, где вы находитесь, и какова ситуация?»

«Д-да».

«Освободите заключенного. Ваше задание на этом завершено».

Сержант закачал головой: «Продажные глисты… предатели!...», сказал он, шаря в кармане сломанными пальцами, еле ворочая языком, вываливавшимся из угла рта.

«Побыстрее, пожалуйста», сказал Дункан. «И достаньте только ключи, иначе получите пулю в глаз».

Сержант сказал: «Это дамский пистолет, он к лицу проститутке, но не м-мужчине!»

«Держу пари, мистер Дункан – меткий стрелок», сказал Немо. «Независимо от калибра и намерений».

Сержант вставил ключ в замок, раскрыв тиски наручников Адамса. Они упали на пол, после чего Дункан сказал: «Кандалы. Похоже, вам кто-то чуток настучал по голове, поэтому вы, кажется, немного не в себе».

Он вытащил из сюртука сложенную бумагу: «Это смягчение наказания для капитана Немо, подписанное Президентом Соединенных Штатов, и полномочия освободить его условно-досрочно под федеральный надзор».

«Я никогда не отрубаюсь, в этом моя беда». Комендор-сержант вскрыл кандалы, с перекошенным от боли лицом, сказав Немо: «Берегитесь этих дверей, предатели! Вы рассчитывали, что мы сгорим, погребенные под завалами, но у вас это не вышло! Вы все ненавидите нашу страну, но мы сильнее вас!»

Немо взмахнул Ремингтоном и раскрошил его пополам об опорную стойку у головы комендор-сержанта. «Вы сами всё подожгли».

Он бросил ствол с прикладом сержанту на колени, после чего перешагнул через металлическое кольцо, в котором крепились его цепи, и вышел из раскрытых дверей вагона на яркое солнце Норфолка.

Избавившись от оков и отбросив их в сторону, Немо сказал: «Все эти разорения и разрушения оттого, что братья сражались с братьями. Вам стоит об этом задуматься».

Сержант вытер рот и язык мокрой тряпкой: «О чем это, черт, “задуматься”?»

Дункан держал Немо под прицелом своего Дерринджера, когда тот, взявшись за поручни, спрыгнул на грузовую платформу неподалеку у железнодорожной ветки. Они отошли с путей проехавшей мимо шеффилдской дрезины, перевозившей людей с бревнами на пассажирский вокзал Норфолка – вернее, на то, что от него осталось.

Дункан сунул свой пистолет в карман пальто: «Вообще-то, он не мой».

«Это показывает вас с самой лучшей стороны».

«Я оценил ваш блеф о моей меткой стрельбе».

Немо ответил: «Это было необходимо, учитывая сложившуюся ситуацию». Они пошли вместе по дороге вокруг станции, мимо наёмных телег и извозчиков, их загружавших, выйдя на улицу, где разбомбленные витрины в зданиях соседствовали с новыми.

Пепел и свежая краска, рядом друг с другом.

«Способность восстанавливаться поражает меня не меньше, чем те побоища», сказал Немо. «Несмотря на возможность наслаждаться этим свежим воздухом, мне кажется, что я обменял один цепи на другие».

«У вас всегда сохраняется возможность вернуться в Либби, подождать до завтра и насладиться последней в своей жизни трапезой».

«Это предостережение генерала Гранта».

«Ваше окончательное освобождение зависит от того, насколько хорошо вы будете выполнять порученное вам задание––»

«––в соответствии с вашими указаниями», закончил Немо.

«Вы согласились с определенными условиями».

«Боюсь, что совесть моя заставляет меня делать только то, что является справедливым».

«Завидное самомнение». Дункан умерил свой словесный напор: «Президент считает, что я подтолкнул его к ужасной ошибке; хорошо, что он не видел того, что здесь произошло. Итак, вы обучались рукопашному бою Каларипаятту? Я правильно произнес это слово?»

- - - - - - - - - - - - - - - -

* Каларипаятту (малаял. കളരിപയറ്റ്) — традиционное для Южной Индии боевое искусство, возникшее на территории современных штатов Керала и Тамилнаду. Слово Каларипаятту состоит из двух частей: Калари означает священное место, паятту — бой. То есть каларипаятту — это бой в священном месте. Собственно на родине, в Индии, тренировки традиционно проводятся в специально построенных для этой цели храмах — храмах Калари. Эти храмы строятся согласно древней науке Васту. (Подробнее см. в Википедии ).

- - - - - - - - - - - - - - - -

«Это не обучение, а искусство. Все правительства стараются так тщательно за всеми следить, даже когда выясняется, что сами они слепы».

Дункан ответил: «Учитывая поставленное на карту, я бы не стал недооценивать ваших новых союзников, капитан».

Немо коснулся своих синяков: «Посмотрим, что ждет нас в будущем, мистер Дункан. Что оно приготовит для нас обоих».

* * *

Сабля молниеносно опустилась вниз, рассекая раскаленный ею воздух, и ударила по острому краю Большого Королевского боевого меча, раскалывая сталь. Франц Зигель* нанес удар изогнутым лезвием своего оружия, изготовленного в Пруссии, теперь уже не справа, а слева, позолоченной гардой эфеса сверху, наступая на лейтенанта, сражавшегося Большим Королевским мечом.

- - - - - - - - - - - - - - - -

* Франц Зигель (нем. Franz Sigel; 1824-1902) — немецкий офицер, участник революции в Германии в 1848-1849 годах, позднее эмигрировавший в США. Был учителем, газетчиком, политиком, а также в чине генерал-майора воевал в армии Союза во время Гражданской войны в Америке.

- - - - - - - - - - - - - - - -

Следующий удар рассек Королевский Меч пополам и поверг лейтенанта на землю. Он поднял руки: «Признаюсь, вы убили меня в честном бою, сэр!»

Зигель помог ему подняться: «Ты отлично бился, мой мальчик, но твоя школа боя устарела, как и твое оружие».

Зигель, показав свою изогнутую саблю, осмотрел ее полированную поверхность на предмет наличия рубцов. Их не оказалось.

Он сказал: «Эта сталь в три раза прочнее того, что мы производили раньше. Острый, как алмаз, клинок».

На поверхности лезвия он увидел искаженное изображение фигуры мужчины. Он сказал: «Sei semper pronti per la guerra, Generale» [«Вы всегда готовы к войне, генерал» (ит.)]

Голос этот был обличен властью, он раздался из затемненной части гимнастической залы, неподалеку от небольшого боксерского ринга. Там в кресле первого ряда сидел епископ Фальконе. В окружении двух священников, которые сами, однако, не сидели.