Cи Джойнер - Немо восставший

«Perché mostrare questo?» («Зачем это показывать?», ит.)

«Ради правды и справедливости, Ваше Высокопреосвященство», ответил Перини.

Один из священников отвернулся, перекрестившись: «С какой стати вы просите Его Высокопреосвященство о «справедливости»? Требовать возмездия? За что? За несчастный случай? Катастрофу? Привести его сюда – это какая-то ужасная, неудачная шутка, издевательство какое-то».

«Отец, прошу прощения, но вы должны были это увидеть».

Перини подошел к столу, где лежал изуродованный и вскрытый труп матроса. «Мой племянник Аугусто, на руке видно вытатуированное имя его матери. Уроженец Палермо, никогда никаких проблем в жизни у него не было, до тех пор, пока он не добрался до территориальных вод Соединенных Штатов. И этих мальчиков довез сюда, до берега, даже не их военный флот, а рыбацкое судно, обнаружившее то, что от них осталось. И не американское, а сицилийское».

Епископ сказал: «I nostri fratelli, il nostro sangue» («Наши братья, наша кровь», ит.).

«Sì (Да), наши братья, наша кровь. И «Регина» – уже не первое погибшее итальянское судно. За несколько недель уже шесть «несчастных случаев». Сотни погибших, а Соединенные Штаты воротят от них морду – как трусы – и не хотят брать на себя никакой ответственности, хотя это происходит прямо у их порога. Вот где издевательство».

«Это не вопрос церкви».

Перини указал на лежавшие вокруг человеческие останки: «Молю вашего прощения, Ваше Высокопреосвященство, но эти мальчики могли бы прожить здесь всю свою жизнь, но они были жесточайшим образом убиты. Мы чужаки в этой стране, поэтому нас никто не желает слушать. А вот к вам прислушаются, если вы скажете свое слово, это другое дело, за вами сила Рима».

Священник спросил: «Вы осознаете, о чем вы просите? Ответственность, которую должен будет взять на себя Его Высокопреосвященство?»

Перини опустил голову в знак уважения, вручив священнику толстый конверт: «Я это осознаю. Вот письмо, одного из этих погибших мальчиков, его отец – funzionario del governo (правительственный чиновник) – но не здесь, а за тысячи километров отсюда. А вы здесь, Ваше Высокопреосвященство. Вы можете стать гласом мертвых».

Епископ повторил: «La voce dei morti» («Гласом мертвых») , посмотрел на священника, а затем сказал: «Мы постараемся быть услышанными».

* * *

Комендор-сержант прижался спиной к холодному камню, сгорбившись, но продолжая держать винтовку на коленях, наведя ее на Немо, который пытался затянуть покрепче повязку на плече скованными цепью руками. Свеча рядом с ним уже догорела до фитиля в лужице, окруженная обгоревшими газетными вырезками и буквами, некоторые из которых все еще сворачивались в слабом огне.

Сержант сказал: «Что, из-за всего произошедшего, чувствуешь себя каким-то особенным, да?»

«Ну, я еще жив».

Немо склонил голову набок, словно играя на скрипке, высвобождая пространство, чтобы попытаться обеими руками в оковах схватить пальцами ткань и ее затянуть: «Не думаю, что ты станешь мне помогать».

Сержант показал ему винтовку: «У меня для тебя есть только новенький Ремингтон с поворотным затвором. Такая помощь тебе подойдет?»

Немо удалось, наконец, затянуть повязку: «Что у тебя есть, – так это только очень специфические указания в отношении меня».

«Ты всегда говоришь совсем не так, как все здесь. Откуда ты вообще родом?»

«Моя родина – Мир. Знаешь такой?»

Сержант поднялся, царапнув стену штыком, свисавшим у него с пояса: «При всей твоей хитрожопости ты все равно ни хрена так и не понял. Тут мой дом, и я тут хозяин». Он бросил к ногам Немо мешок заплесневелой муки: «Это вот тебе».

_______________________________________________

_______________________________________

________________________________

_________________________

__________________

_____________

СДЕЛКА С ДЬЯВОЛОМ

«Моя нога… она мертвее Юлия Цезаря. Бегите все сюда!»

Эфрем бросил свои телеграммы и помчался обратно по коридору второго этажа к лестнице у бывшего буфета, которая вела вниз, в подвалы Белого дома и в штаб-бомбоубежище. Грант находился наверху, у этой лестницы, он стоял, прислонившись к широкой дверной раме, с негнущейся, словно омертвевшей правой ногой, выставленной вперед и будто скованной невидимым гипсом.

Эфрем подставил ему руку и плечо, и Грант выпрямился, навалившись всем своим весом на мальчика и замочив его своим пальто.

«На улице мокро, я не спал, не ужинал. Ужасное сочетание». Грант чуть было не добавил в этот список «плохой бурбон», но передумал. Смешанная и взболтанная муть была не старым виски, а просто гадостью для желудка, которую он не переваривал. И теперь нога его не слушалась, мышцы в ней застыли, и он пытался тянуть ее за собой правой рукой.

Эфрем сказал: «Моя бабушка, она засыпает за ужином».

Ему захотелось сунуть себе обратно в глотку свои слова, сразу же после того, как он их произнес, но Грант лишь тихо рассмеялся: «Я еще не в таком состоянии», сказал он, когда они справились с верхней ступенькой, а затем двинулись по коридору. Грант с усилием тащил за собой свое застывшее колено, громко хрустнув костями.

Грант сказал: «Похоже на взвод курка Миротворца [револьвер Кольт] ».

«Прошу прощения, сэр, это из-за участия в боевых действиях?»

«Упал с лошади. Много лет назад».

«Надеюсь, не с Цинциннати*!»

- - - - - - - - - - - - -

* Любимый конь генерала Гранта . – Прим. переводчика.

- - - - - - - - - - - - -

«Нет, конечно же, никогда. В первый год моего пребывания в Вест-Пойнте «старики» усадили меня на самую тупоголовую из тамошних лошадей, преподав мне урок». Грант кивнул на окно, занавешенное наполовину, и на пробивавшиеся сквозь него солнечные лучи: «Почему ты еще здесь?»

«Моя смена заканчивается на рассвете, сэр. А потом… всё».

«Поясни».

Эфрем задел носком край красной дорожки: «Меня увольняют из-за того, что я доставил вам то сообщение с опозданием».

«Ты все сделал, как нужно. Я скажу им об этом».

«Благодарю вас, сэр, но не думаю, что тем связистам в телеграфной слишком нравится чернокожий на службе. И я всегда не очень-то хорошо справлялся с этой работой, потому что она совсем тупая».

«А с какого рода работой ты хорошо справляешься? Посмотри на меня».

Наконец, Эфрем решился взглянуть прямо в глаза президенту Гранту и сказал: «Мой папа лучший кузнец в Вашингтоне. И, сэр, я знаю толк в лошадях. Даже самых дурных».

Они добрались до Конторки, Грант теперь выпрямился, и он взял в руки стопку телеграмм в красных конвертах со стола своего секретаря у двери. Он стал их разбирать, а с манжет и фалд его пальто еще капала вода: «Тебе придется доставить еще множество сообщений перед тем, как ты отправишься на конюшню».

Эфрем был по-настоящему удивлен: «Сэр?»