Cи Джойнер - Немо восставший

Дункан сказал: «В наших водах бесследно исчезают корабли, самых разных стран. Торговые пути перекрыты, зарубежные державы теряют своих людей».

Немо понял, о чем говорил Дункан: «Конечно, людей можно заменить, пустить их в расход, но вот потерянные деньги – нет. Так ведь принято считать, верно? И они обвиняют вас в понесенных убытках, думают, что в этом виновны Соединенные Штаты». Немо взглянул на Гранта на мгновение: «Это так?»

Грант ответил: «Идиотский вопрос».

«У вас страна воинов, генерал».

«Мы только что похоронили более полумиллиона людей. Вы что думаете – я мечтаю вырыть новую кучу могил в ходе еще одной войны?»

Немо сказал: «Памятные уроки войн меркнут с появлением новой бури на горизонте, не так ли?»

Грант встал, сказав Дункану: «Я проявил по отношению к этому мерзавцу максимальную терпимость, которую только смог вытерпеть».

«Я лишь простой заключенный, ожидающий виселицы. Чего именно вы от меня ожидаете?»

Дункан ответил: «Нам нужны ваши умения».

Грант попытался вернуть ощущения в свою ноющую от боли ногу, сжимая ее от бедра до колена, сквозь зубы пробормотав: «Берите эту свою пресловутую подводную лодку и выясните, кто, к чертовой матери, топит эти корабли, и прекратите это. Совсем и окончательно».

Дункан добавил: «Выполните это поручение, и президент Грант подпишет полное помилование».

Немо не мог скрыть своего удивления, даже за кровавой копотью, скрывавшей черты его лица, а Дункан тем временем продолжил: «Вы будете в открытом море, а не гнить здесь, в этой клетке. Станете капитаном «Наутилуса» и официальным охранителем мира».

Раздался гортанный приглушенный голос Немо: «Обратить свои же идеалы против себя самого?»

Грант ответил: «Его идеалы, черт! Вы мерзавец, извративший философию так, чтобы она служила вам оправданием убийств. Без всяких сомнений, это очень непростое мирное соглашение. Очень тяжелое».

Немо ответил: «Видите, как задеты ваши чувства воина, генерал».

Грант отплатил ему ответкой: «Вам не придется долго покоиться на алтаре. На ваших руках слишком много крови».

«Если вы так уверены в своих доктринах, с какой стати вообще тогда, господа, вам до меня дело?»

«Это все из-за вашей проклятой лодки, и из-за того, что вы умеете с нею управляться. И у вас есть тридцать секунд, чтобы принять наше предложение, или…» Грант раскрыл свои часы, подаренные ему по окончании Вест-Пойнта – «…сорок шесть часов и двенадцать минут до повешения».

Немо ответил: «Выбор невелик, не так ли?»

Грант положил хронометр в карман рядом со своим шестизарядным Кольтом: «До этой последней минуты у вас не было вообще никакого выбора».

Пистолет не ускользнул от внимания Немо. Он сказал: «Погребенный в этой гробнице, я мечтал вернуться на Наутилус, и не раз».

Дункан поправил очки: «Это что – согласие?»

«Скажем так, я предпочел бы умереть в море».

Грант посмотрел на Немо: «Выполните это поручение, и ваши предпочтения, возможно, реализуются сами собой».

* * *

Крамер намеренно держал свой зонт опущенным, шагая за Грантом, Дунканом и солдатами, сопровождавшими их по двору. Небо было ясным, но из бывших дверей плыл пепельный дым. Из главных ворот выкатили гаубицу, в сопровождении солдат, ехавших по обеим сторонам от нее. Все они отдали Гранту честь.

Дункан сказал ему через плечо: «Вас уведомят, когда и куда будут перевозить Немо. Подготовьте его».

Крамер сказал: «Мне не нравится идти на поклон к заключенному».

Дункан сказал: «Вашего мнения никто не спрашивает».

«Я в точности выполню все распоряжения, сэр».

«Более того». Грант положил руку на ручку зонтика в форме волка: «Я посылаю сюда инспектора, и если что-то тут обнаружится не так, как должно быть? Вы отведаете вкус цепей».

Крамер почтительно кивнул. Президент с Дунканом подошли к Студебекеру, и солдаты, его окружавшие, расступились. Оливер открыл дверцу, смотря куда-то вниз. Грант бросил взгляд на новое колесо и забрался в экипаж. Переполнявший его гнев давил на согбенные его спину и плечи.

В карете Грант сказал Дункану: «Омерзительно, но это необходимо было сделать».

«Но ты действительно намерен выпустить Немо с Наутилусом?»

* * *

Над головой Крамера, как белье на веревках, хлопали на ветру самодельные лозунги заключенных на простынях, когда экипаж Президента свернул с Кэнал-стрит. Солдаты отдавали честь проезжавшей карете. Комендор-сержант стоял рядом с начальником тюрьмы Крамером, который, махнув зонтиком, сказал: «Спившийся, высокомерный мерзавец. И чертова нянька».

Сержант потер свои опухшие, сломанные костяшки на руках: «А что насчет этого Немо? Я с удовольствием побоксировал бы пару раундов с этим петухом, пока его еще отсюда не увезли».

Крамер ткнул сержанту в грудь: «До тех пор, пока мы его не передали, он остается заключенным, и поэтому должен подчиняться всем правилам, установленным теми, кто взял его в плен».

«Этого вполне достаточно», сказал сержант.

* * *

Рана Немо снова стала кровоточить, когда он разорвал набитый сеном матрас своей койки. Он обеими руками стал сгребать и выбрасывать из него груды старой заплесневелой травы, которой он был набит. Затем, докопавшись до угла, он нащупал там пальцами золотого морского конька.

Два с половиной дюйма в длину, с буквой «N», которую обвивал его дважды изогнутый хвост. Немо завернул фигурку существа в запачканный кровью обрывок своего бинта и сунул его себе в сапог.

_______________________________________________

_______________________________________

________________________________

_________________________

__________________

_____________

PROFONDO ROSSO

(КРОВАВО-КРАСНОЕ)

Разодранная кожа и мышцы были промыты теплой водой, а обнаженные кости вытерты насухо, после чего Перини сорвал с себя резиновый фартук и взял в руки четки. Он нежно поцеловал деревянный крест, а затем повесил его себе на шею.

Похоронное бюро располагалось в конце короткого квартала на Малберри-стрит, между парикмахерской и магазином мужской одежды и белья. В витрине его красовался роскошный детский гробик, с отпечатками пальцев детишек на стекле, которые осмелились его тронуть.

Епископ Фальконе вышел из крытой двуколки вместе с двумя молодыми священниками. Несмотря на то, что было уже два часа ночи, Малберри-стрит была переполнена народом. Все старались рассмотреть Его Высокопреосвященство в свете газовых фонарей.

Дверь бюро открылась еще до того, как епископ взялся за ее ручку. Перини, лысый и толстый мужчина, почтительно поклонился, а затем молча провел епископа через смотровую комнату в помещение для подготовки трупов.

Здесь епископ двинулся среди фарфоровых столов, где на свежих покрывалах лежали останки человек десяти матросов, с именными бирками, прикрепленными к наиболее крупным частям тела. Он просмотрел их имена, а затем остановился, там, где лежали лишь две головы, обе принадлежавшие молодым людям, глаза которых были пожраны крабами, а рты застыли раскрытыми в крике ужаса.