Cи Джойнер - Немо восставший

«Что ж, теперь уж точно не будет никаких сомнений, что это именно вы». Лайм с хлопком сделал еще одну фотографию.

«Именно это и нужно». Грант посмотрел на Лайма: «Тебе все понятно, почему эти твои фотографии должны увидеть во всех странах?»

Лайм сказал: «Я разослал телеграммы редакциям газет по всему миру, сэр».

«Это не твои вонючие шпионские фотографии, качество работы––»

Лайм закончил мысль Гранта: «––должно быть превосходным. Эти фото – ваши предупредительные выстрелы по вашим врагам, и я воздам им больше, чем должное».

Он повернул фотоаппарат, поправил мехи-гармошку и сделал снимок гондолы, вспышка полностью ее осветила. «Мир увидит вашу воздушную крепость, снятую со всех сторон и во всех ракурсах, и вострепещет при ее приближении».

Грант сказал: «Я заключил слишком много сделок с разными негодяями, не зная, будут ли они их соблюдать, и не нарушат ли они свое слово. И мне это не нравилось».

Лайм ответил: «Генерал, вы всегда можете положиться на мой страх перед вами».

Грант сказал: «Вот это разумная мысль. Ты хотел установить свою специальную камеру».

* * *

Из-за оранжереи выехала конница, державшаяся руками за направляющие канаты и выводившая воздушный шар из теперь уже раскрытой стеклянной крыши, из которой он показался уже со всех сторон.

Всадники заняли свои места, по шесть человек с каждой стороны воздушного шара, управляясь с канатами так, будто вили из веревок тросы, вытаскивая надувное устройство оттуда, где его прятали, и выводя его на заднюю лужайку, чтобы оно оказалось над двухуровневой чугунной гондолой, предназначенной для Гранта и его экипажа.

Сигарообразную бронированную гондолу, с двойными пропеллерами на носу и корме, венчала танковая башня, с клепаными сторонами, с вентиляцией из орудийных амбразур и небольшими бомболюками для метания взрывчатки.

Дункан побежал по лужайке, отдавая указания прикрепить гондолу и воздушный шар, а сам занялся проверкой крепления металлокаркаса корпуса к надутому шару. С обода гондолы в его оболочку вцепились стальные когти. А затем и сам шар был привязан к гондоле более чем в ста точках.

Все бросились энергично работать, прикрепляя шар, а другая часть личного состава стала переносить снаряжение, продукты и оружие, укладывая их в кабине гондолы. Всадники сформировали вокруг всего этого круг, держа наготове винтовки и наблюдая.

«Первый, настоящий Президентский небесный корабль. Вы должны быть очень горды им, сэр».

Джулия набила его портсигар самыми лучшими сигарами из тех, что были, и Грант зажег одну из них, показав пламенем на Дункана, и сказал: «Вот человек, это совершивший, а не я».

Подошел пугало Хорэс, начальник телеграфистов, в нелепо сидевшем на нем пальто. Обеими руками он держал закрытый ящик с корреспонденцией и заметно нервничал: «Вот последние сообщения, господин Президент. Все это перехваченные нами иностранные телеграммы».

«Вы не должны передавать их мне у всех на виду».

Хорэс сжался: «Я знаю… но это очень важно… материалы крайне деликатного свойства, сэр. Приношу искренние извинения».

Грант сказал: «Вы слишком много извиняетесь. Не лучшая черта у того, кто находится в числе моих сотрудников».

«Да, сэр. Прошу прощения».

В отдалении, за газонами, репортерами и командой механиков, торопившихся вывести объединенными усилиями корабль в небо, на Цинциннати скакал Эфрем, по всему дальнему загону, быстро мчась внутри ограды. Грант повернулся и обратил все свое внимание именно туда. Как будто отделившись от всего происходившего вокруг, от всей прочей деятельности, они просто скакали там.

Грант сказал: «С этого момента этот юноша, Эфрем, покидает телеграфный офис и будет заниматься лошадьми, это всё. Больше он не будет иметь дело с корреспонденцией. Из-за этого он является объектом возможного похищения детей».

Горэс сказал: «Я понял, сэр. Очень, очень мудрое решение».

Кувалды с треском выбили тяжелые крепления. Команда выбила дерево из-под железной гондолы, и воздушный шар поднял центр управления в воздух.

Дункан отступил на шаг назад и ахнул, восхитившись своей гордостью. Он видел только чертежи своего изобретения на бумаге, а теперь оно стало реальностью. Он посмотрел на Гранта и слабо отдал ему честь.

Грант в первый раз увидел, как Дункан сделал хоть единственный военный жест за все время их общения. Он ответил ему такой же любезностью, отдав ему честь и сказав Хорэсу, не глядя на него: «Все сообщения должны доходить до этого корабля. Каждое».

«Я лично принял все необходимые меры к этому, господин Президент», ответил Хорэс, кланяясь по пояс, отчего вся одежда его смялась. «Все будет точно так, как будто мы вместе с вами находимся в комнате связи».

Глаза Гранта сузились, его единственным ответом стал дымок, выпущенный из ноздрей. Он знал, что под сюртуком у него пистолет, а под мышкой правительственные секреты, но ему хотелось – черт, ему так хотелось! – мчаться этой ночью верхом вместе с Эфремом.

Между Хорэсом и Грантом появился Мастон: «Господин Президент, я буду обеспечивать дополнительную охрану этой операции».

«Думаю, мне это подходит, сынок», сказал Грант. «Давайте-ка сматываться отсюда поскорей, пока я не опомнился».

* * *

Рассвет был холоднее, чем накануне ночью, но все приготовления были закончены.

Джулия Грант стояла на балконе Белого дома, двери в Конторку позади нее были открыты, а шторы качались от ветерка. На перилах стоял высокий стакан с бурбоном, а внизу – ее муж, перед дирижаблем. Он обращался с речью к быстро увеличивавшейся толпе репортеров и членов кабинета. Бýхали вспышки фотоаппаратов Лайма.

Толкались зеваки, пытавшиеся протиснуться за баррикады, их сдерживали солдаты, за колючей проволокой и мешками с песком в проезде к Белому дому. Они закричали громче, приветствуя Гранта, когда он заверил всех, что Соединенные Штаты победят этого нового, неизвестного врага.

Джулия услышала: «Не было еще таких времен и ситуаций, на мой взгляд, когда не существовало возможностей воздержаться от извлечения меча. В этом и заключается моя цель. Но если нас вынудят сражаться, то мы вступим в бой, и мы победим, потому что наше дело правое, наши сердца чисты, а воля наша непобедима».

Грант помахал в сторону взрывающихся вспышек и рева голосов. На лице у Джулии появилась улыбка при мысли о всех ставших известными высказываниях, рисунках и фотографиях этого мужчины, с которым она делила постель, со времен Уэст-Пойнта, и которого одна газета назвала «воином, который пойдет в атаку тогда, когда никому другому не захочется это сделать, ставя долг превыше всего прочего, кроме преданности своей семье».