Cи Джойнер - Немо восставший

«Но могу ли я предложить вам вернуться сюда утром, или, может быть, даже на следующей неделе – и тут всё будет… лучше подготовлено к вашей встрече?»

Дункан ответил: «Мы прибыли по делу, не терпящему отлагательств».

Крамер провел пальцами по своей спутавшейся мокрой бородке: «Но тут у нас сейчас в самом разгаре… ситуация , сэр».

Грант сказал: «Вижу, она прямо свисает из ваших окон».

«Сейчас главное – сдержать бунт и подавить его, но я гарантирую вашу безопасность, господин Президент».

«Я сам себе гарант. Дункан, вы свидетель. Этот жалкий смотритель тюрьмы хочет увильнуть от неприятностей».

«Всем отойти!»

Этот выкрик исходил от грубого детины – комендор-сержанта артиллерии на высоком жеребце, тащившем артиллерийское орудие на латунных колесах. С толстыми ручищами и лицом, похожим на отбивную говядину, этот сержант ехал в окружении солдат со всех сторон, бежавших к главным воротам и с саблями в руках окружавших пушку.

Грянула молния, высветив войска, приближавшиеся из темноты откуда-то за Кэнал-стрит – солдат, промокших от дождя и готовивших к бою винтовки перед тем, как занять позиции вдоль внешних стен.

Грант обошел Крамера: «Мне с ними».

_______________________________________________

_______________________________________

________________________________

_________________________

__________________

_____________

ДАККАР

Мертвец лежал в центре старой погрузочной платформы, с пулевым отверстием в горле, в левой дряхлой руке с явными признаками артрита он сжимал детский чепчик с узором цветочками. Дождь смыл с него лужи крови, и кожа его начала уже синеть.

Сверху и сзади убитого из окон, выходивших во двор, раздавались крики заключенных, требовавших правды и справедливости. Побитые, истощенные, грубые и обозленные лица. Из решеток высовывались кулаки, швырявшие камни и куски ржавых цепей.

Стоявший рядом с Грантом Дункан сказал: «Хм, начальник тюрьмы назвал это “ситуацией” ».

«Да уж».

Они двинулись в сторону ворот, когда внутрь, за ограду стали заходить все новые солдаты. Последний из них хлестал кнутом мула, тащившего зарядный ящик, доверху набитый гранатами Кетчума . Один из рядовых распределял людей по однофунтовым пушкам , устанавливал заряды и подготавливал рукоятки ударников, за чем наблюдал Грант.

Люди побежали под дождем, держа по гранате в одной руке и винтовку в другой, рассредоточившись и заняв позиции по всему двору. У седобородого сержанта в руках было три гранаты Кетчума, он жонглировал ими, как булавами в цирке.

Грант сказал: «Мы бросали их в расположение противника, южане ловили их в одеяла и швыряли обратно в нашу сторону. Ребята подползали к ним, они взрывались и отрывали им руки и ноги».

«Оружие не разбирает, кто свой, а кто чужой».

Грант посмотрел на Дункана: «Именно на это ты рассчитываешь в случае с этим Наутилусом».

Смотритель Крамер последним прошел через ворота, перед тем, как они были закрыты, и прижался к стене, которая вся была в следах от пуль, выпущенных расстрельными командами. На ней красовалось изображение улыбающейся свиньи, заявлявшей: «Никто не забьет меня в Либби!»

Крамер пару раз опустил зонт, отряхивая его.

Солдаты приставили карабины к плечам, целясь в окна – в головы и грудь заключенным. Им быстро раздали патроны, которыми тут же были заряжены карабины. Сержант-артиллерист улыбнулся ртом с выбитыми зубами, наведя на массивные двойные двери главного здания орудие, а затем закрыл затвор. Снаряд был дослан в патронник, и заложен порох.

Грант сказал: «Черт, такой огневой мощи даже у меня не было во время первых трех моих сражений».

Пригнувшись, прибежал снайпер, отдал Гранту честь, а затем опустился рядом с ним на одно колено, вытащив из кожаного чехла карабин Шарпса, рассчитанный на стрельбу одиночными выстрелами. Он положил ствол на тюк сена, прикрыв от дождя ударник винтовки ладонью. Это был какой-то парнишка с фермы, с густой шевелюрой и веснушками, по имени Билли Джуниор (Младший), названный так в честь деда.

Раздался ломающийся, еще детский почти голос Билли, щурившегося вдоль ствола винтовки: «Господин Президент, линия смерти – 50 футов. Любой, кто ее пересечет, второй шаг за нее уже не сделает. По указанию начальника тюрьмы Крамера».

«Я скажу тебе, когда стрелять, сынок. Только по моему указанию, а не кого-то другого», сказал Грант.

«Честер!», раздались крики из зарешеченных окон, это закричали заключенные, когда два солдата стали оттаскивать труп убитого старика, по-прежнему сжимавшего в пальцах детский чепчик. Охранник, уже приготовившийся действовать и дожидавшийся, пока будет убран труп, зажег факел из обычной бочки, а другой солдат, стоявший прямо за ним, поднял наполненные керосином и выливающиеся через край ведра.

Крамер увидел это и покрутил своим зонтом как весенним зонтиком. Солдат кивнул, увидев этот сигнал, и плеснул керосин на двойные двери, ведущие к камерам, полностью их облив. Охранник с факелом, пригнувшись, подбежал к дверям, поджег их, а потом спешно отбежал. Под дождем зашипело пламя, принявшееся затем пожирать керосин шквальным порывом раскаленного оранжевого огня и влажного черного дыма.

Грант эффектным жестом поднес к сигаре спичку, вспыхнувшую, как цветок: «Петля для Немо не понадобится; он тут задохнется».

Сержант-артиллерист с мулом и ящиком обернул пусковой шнур гаубицы вокруг костяшек пальцев, увидел, как Крамер опустил свой зонт, и заорал: «Эй, сволота, как хотите сдохнуть сегодня? Зажаренными живьем? Пристреленными в голову или истечь кровью, как Честер? Вам выбирать, мне все равно».

Из окон полетели разъяренные крики, а затем и бутылки. Солдаты, держа в руках оружие, пригнулись от разбитого стекла и посмотрели на начальника тюрьмы. Дождь хлестал вовсю, но зонт остался неподвижным.

«Идиоты». Грант продолжал следить за горящей дверью: «Ну что там, черт, сдаются они?»

Тяжелый удар со стороны заключенных расколол горящую двойную дверь изнутри. Буквально на несколько дюймов. Но затем последовал новый удар, выбросивший наружу тлеющие куски дерева и взметнувший вверх, в дождливый воздух, искры.

Винтовки не опустились. Пальцы на курках, капли дождя, отскакивающие от стволов винтовок и высвечивавшие их в темноте. Раздались новые крики заключенных из окон, и комендор-сержант натянул шнур гаубицы еще на одну восьмую дюйма.

Двери, наконец, треснули и с грохотом развалились, рухнув горящими кусками во двор и извергнув вверх снопы искр. Из густого, едкого дыма и языков пламени, охватившего дверной проем, появился капитан Немо, сбивший горящие обломки цепями, сковывавшими его запястья.

Немо показал открытые ладони, он не был вооружен, после чего остановился на погрузочной платформе, прямо перед пушкой, глядя вниз, в трехдюймовое жерло ее ствола. Лицо его было покрыто копотью и засохшей кровью, одежда опалена и разодрана. Но он откинул голову, открыл рот, ловя капли дождя, жадно их сглотнул и вызывающе улыбнулся.