Андрей Газаев - Исход

— Я рассказываю Богу, как жил.

— Ты веришь в Бога?

— Нет. Уже нет. Потому что Бог покинул наш мир. Мы стали ему неинтересны, он разочаровался в нас и ушел навсегда.

— А во что ты веришь? — старик щурится. Его седые волосы колышет ветер.

— В солнце. В чистое небо. И в звонкий детский смех. А еще, в слова — мама и папа.

— Ну что ж, человече, пожил ты на этом свете и будет. Пора и честь знать. И нечего чужими подарками разбрасываться, — старик поднял отлетевший сотовый телефон и вложил его в мои пальцы. И в тоже мгновение на экране мобильника вспыхнуло яркое изображение двери.

Лекса рывком распахнула дверь, сделала два шага вперед и едва не закричала от ужаса.

Прямо перед ней на полу ярко освещенного коридора восседал здоровенный лев. Желто-коричневая короткая шерсть, черные, словно прожженные пятна на щеках, возле носа. И пронзительный взгляд желто-зеленых глаз.

Лекса отшатнулась назад, но свирепый представитель породы кошачьих даже не пошевелился. Несколько долгих секунд, а может быть и столетий прошло, прежде чем начало успокаиваться бешеное сердцебиение. Прежде чем дикий страх охвативший женщину в первое мгновение стал понемногу отступать, разжимать свои липкие, холодные объятия.

Огромное животное по-прежнему сидело, не шевелясь, и не выказывая никаких признаков агрессии. Но, при этом, внимательно наблюдая за женщиной. Хаос мыслей царил в голове девушки. Что-то подсказывало, что эта огромная кошка больше похожа на львицу, а не на льва, потому что нет гривы. Другая часть сознания протестовала и наводила панику. Утверждая, что такой огромный представитель семейства кошачьих, опасен сам по себе, независимо от вида и названия.

Но, как бы там ни было, зверь вел себя миролюбиво. А потом и вовсе, медленно и грациозно удалился в ближайшую дверь, открыв ее толчком головы.

— Гай, что это было? — Лекса все еще никак не могла успокоиться после пережитого ужаса.

— Самый обычный кугуар, ни больше, ни меньше. Красивое, и необычайно умное создание.

— Это ты его здесь материализовал?

— Нет, он сам пришел сюда, — в пространстве снова яркими колокольчиками зазвенел детский смех. Повторившись многократным эхом, тихо растаял.

— Но что он тут делал, это самый кугуар? — Лекса наконец-таки отклеилась от стены, в которую испуганно вжималась спиной, и поправила свои волосы.

— Сие мне неведомо. Быть может, зашел тебя поприветствовать. Я же говорю, очень умное животное.

— Гай, ты издеваешься надо мной? — Лекса нахмурилась, но тут же дернула плечами. — Ах, да. Я забыла, что нахожусь в виртуальной реальности. Какие еще чудеса ты мне здесь приготовил?

— Никакие. Я не занимаюсь формированием событий для тебя.

— Но, разве не ты создал это место? — Лекса решившись, медленно двинулась по коридору. Перефразируя известную фразу: «Гай не выдаст, кугуар не съест».

— Здесь я выступаю, как со-творец. И скорее, как система предоставившая автору идеи ресурсы, для воплощения его замыслов, — в коридоре снова заметался звонкий детский голосочек.

— Гай, что это за смех звучит все время, и здесь и там? — Лекса махнула рукой в сторону двери, через которую вошла сюда.

— Это проявление моей сути. Точнее, лишь небольшая ее часть, воплощенная в спектре доступных человеческому уху звуковых колебаний.

— Вот это загнул! Сам то, понял, что сказал? — Лексе неожиданно стало смешно. — Ну, ладно, это я так, пошутила немного. Не обижайся.

— Я не обижаюсь, я не умею этого делать, — незримый голос по-прежнему сохранял теплые, дружеские нотки.

— Вот и хорошо, — Лекса остановилась напротив двери, за которой исчез кугуар. — А кто же тогда является автором этого непревзойденного архитектурного шедевра? У кого это фантазия на уровне шестидесятых годов советской власти? Ведь именно тогда строили институты и прочие учреждения, где и были такие примитивные, безвкусные коридоры с тысячами дверей?

— Автором являешься ты. Со всеми претензиями обращайся к себе самой.

— Как так? — Лекса опешила. — Ты хочешь сказать, что это я придумала эту галиматью?

— Да.

— Значит, если я сейчас представлю, что вокруг убогий хай-тек, или убранство французского борделя, девятнадцатого века, то все так и будет?

На стенах коридора появились масляные светильники, над каждой дверью гардина с тяжелыми бардовыми занавесями. Пол под ногами начал меняться на зашарканное тысячами ног, серое дерево. Резкая, угарная смесь запахов тел, косметики, дыма и еще, бог знает чего, густым киселем повисла в воздухе.

— Эй, эй! Верни все на место! Я же пошутила! — Лекса с удивлением рассматривала появившиеся на ней одежки. Довольно нелепые, но весьма откровенные. Как раз в стиле заведения.

Звонкие колокольчики смеха тут же вернули все на место. И белоснежный коридор, и все те же двери, коих было около десятка по обе стороны.

— Подожди, Гай. Ты хочешь сказать, что если я сейчас представлю, что вот за этой дверью на полянке играют мои дети, то все именно так и будет? — Лекса почувствовала, как учащенно забилось ее сердце.

— Не совсем. Будет полянка, но не будет детей.

— Но почему? — вспыхнувшая надежда угасла так же быстро и болезненно.

— Потому, что ни ты, ни я, не властны над живыми существами. И уж тем более, над людьми. Никто не может заставить твоих детей появиться перед тобой.

— Даже Бог? — голос девушки ощутимо просел.

— Тем более, Бог. Это полностью ему противоречит. Такое недопустимо. Ты ведь не хочешь оказаться по чьей-то прихоти девкой из борделя?

— Нет. Не надо. Я все поняла. Но, скажи мне, Гай, как же я найду своих детей?

— А вот это решать исключительно тебе самой.

— Это значит — как хочешь, так и ищи? — Лекса почувствовала досаду, смешанную с первыми признаками гнева.

— Да.

— Но они хотя бы живы? Это ты мне можешь сказать?

— Могу, — голос по-прежнему был дружелюбен и бесстрастен одновременно. — По отношению к тому миру, откуда ты пришла, они мертвы. По отношению к этому — живы. А с позиции Бога — они вечны. Выбирай ответ сама, что тебе больше нравится.

— Да пошел ты, со своим выбором! — Лекса не сдержалась. В следующую секунду резко распахнула дверь и вышла на лужайку.

Первым делом, не отпуская дверной ручки, скомандовала:

— Я хочу, чтобы эта дверь оставалась здесь и ждала меня. Когда я посчитаю нужным вернуться, я воспользуюсь этой дверью снова.

И только после этого огляделась и едва не упала в обморок. Потому, что она снова оказалась у себя дома. Точнее, в своем саду, в конце участка, за огородом. Вот и большая груша, вот две яблоньки, «цыганочки». А вон там, на меже, сразу несколько кустов боярышника.

Но что это? Сад вроде тот же самый, а вот подворье изменилось. Нет сарая, в котором хранились дрова и урожай кукурузы. Нет навеса, под которым должен быть старый, выцветший стог сена. Да и самого сена тоже нет, как и курятника. Есть только дом и баня, только они, почему-то сложены из настоящего бруса. Стоп, да и в самом саду изменения. Листва то пожелтевшая, явно осенняя.