Франсуа Делоне - Нельзя оставаться людьми

— Бактерии! — воскликнул Владимир.

— Именно. Болезнетворные бактерии, — с расстановкой сказал профессор. — Как с ними, изощренно изменчивыми, сможет справиться неизменный человеческий иммунитет?

— Ммм… не думал об этом, — признался Владимир Даута.

— Эволюция действует не только на нас. Она действует на всю биосферу. Человеческому виду нужна смена поколений, иначе человек отстанет в гонке вооружений. А Вы, Владимир, ищете способ затормозить эволюционное движение нашего вида, — заключил профессор. — Это приведет к нашему вымиранию. Эликсир бессмертия — это смерть вида. Подумайте над этим.

Вообще же седой профессор не старался специально разрушать детские мечты. Он не собирался отрывать Дауте крылья. Это случилось почти случайно, просто пришлось к слову. Профессор же помышлял предложить перспективному Дауте работу в его клинике, разумеется, после получения диплома.

Вечером этого дня Даута впервые напился. Он сидел в баре и лакал какое-то пойло в высоких стаканах. Сумрачно глядел в стену, пытаясь почувствовать свои крылья. На девушек внимания оскорбительно не обращал. А между тем, в барах принято обращать внимание на девушек, особенно если ты молодой, одинокий и красивый: блондин с синими глазами и медной бородой. Но ему было не до этого мира: живого, соблазнительного, подвижного. Не до этикета сейчас. «Как эта зараза-смерть ловко всё обставила!» — думал Даута, в тоске сжимая кулаки под столом. Его мутило, однако еще один стакан вылился в глотку. «Бессмертие не нужно и даже вредно…», — размышлял Даута. — «Но постойте! А эти… гидры, жемчужницы, голые землекопы? Им не надо, что ли, эволюционировать?!» Он вдруг понял, что эволюционный довод — это еще не приговор. Зря он раскис. Да, профессор авторитетен. Да, он логичен. Но есть и другая логика — зачем-то создала эволюция бессмертные организмы… «Что-то тут не так, с этой эволюцией». Даута посмотрел на девушек, те посмотрели в ответ. Он почувствовал, что привычный зуд возвращается. «Давайте сначала бессмертие сделаем, а потом будем разбираться с подстройкой тела под бактерии». Даута встряхнулся, попросил счет и вывалился из этого пошлого вертепа. «Ну нет, нас так просто не возьмешь. Будет вам эликсир».

Дойдя до угла по скрипучему снегу, Даута обрел былую уверенность и решимость. Крылья расправились. Смысл жизни возвратился на место, а ладонь легла на стену. Желудок он прочищал уже совершенно спокойно. Запинав снегом следы алкогольной интоксикации, Даута сплюнул в последний раз и пошел спать. Организму стало легко. Крылья он не даст больше в обиду никакой эволюции.

Конечно, крылья — это метафора, образ. Но Дауте этот образ нравился. Крылья он ощущал по-настоящему.

Итак, седой профессор-эволюционист предложил работать в своей клинике. Даута ликовал. Предстояло осваивать область регенеративной медицины! Именно это направление он считал самым перспективным в плане бессмертия.

В другом направлении, в геронтологии, он уже успел разочароваться. Геронтологи не лечили старость, не боролись с процессом старения. Они лишь выбирали способы лечения, подходящие именно для стариков. Это не то. Даута решительно отодвинул геронтологию на задний план и сосредоточился на регенерации.

Судьба-злодейка ударила буквально через неделю, откуда не ждали. Дело было в областной больнице. Утром отменили первую пару и отправили на уборку снега. Снега и правда, навалило много, дворники не справлялись. Группе вручили лопаты и скребки, наметили фронт работ. Четверке Дауты предстояло очистить один из входов: крыльцо и козырек. Двое на козырьке — скидывают, Даута с напарником внизу подбирают. Это по плану, но студенты — веселые, энергичные люди. Раздурились там, на козырьке, и свалились вниз. Неудачно свалились. В это время на крыльцо поднималась согбенная старушка. За лечением шла, еле ползла. Такая немощная, что Даута скребок отставил и помогать ей взялся, чтоб по ступенькам подняться. А тут сверху эти два клоуна обрушились. Прямо на бабушку. Самим хоть бы что, а бабушке сломали ногу и два ребра. Это на рентгене выяснилось, про переломы. Бабушка стонет-причитает из кабинета, а в коридоре эти четверо стоят понуро. Главврач снимки посмотрел на свет, потом глянул на балбесов и коротко, зло припечатал:

— Уроды.

Отчислили всех четверых. Без права восстановления. Врач не имеет права на беспечность. Если видел Даута потенциальную опасность, то должен был принять меры, а не тащить бабушку на крыльцо. «А четвертый вообще в стороне стоял. Его-то за что?» — «За всё!» Вот он какой, суд по совести.

Без диплома не светит теперь клиника. Прощай, регенеративная медицина. «И что теперь делать?» — спрашивал Даута у своих крыльев. Крылья свернулись трубочкой и молчали. В жизни наступил перелом, все планы порушились из-за какого-то диплома. Владимир стоял на жизненном распутье и смотрел в туман неизвестности. Он знал, чего он хочет — он хочет бессмертия, но не ведает как до него добраться.

Впервые Даута ощутил тяжесть на плечах. Не стало легкости, исчезло ощущение полета. Возникло неприятное тяжелое чувство, что теперь придется трудно и упорно грести — монотонно, бездумно, непонятно куда. Хрустнуло что-то в душе, что-то сломалось… стержень какой-то. Поникли крылья.

Ему что-то предлагали. Он, не думая, соглашался. Так и оказался фельдшером по контракту в горячей точке — как во сне: направили и он пришел, подписал какие-то документы. Выдали военную форму, посадили в самолет и вот: уже война кругом, настоящая — с грязью и кровью.

И на передовой работал, и в лазарете. Насмотрелся всякого. Иногда накрошат солдатиков, привезут в мед. пункт. Тогда работы много — про всё забываешь, носишься, как белка в колесе. А как затишье, так опять тоска. Тогда ходит Даута невесело, думает о своем. Курить начал.

Вышел как-то из перевязочной. Воздуха глотнуть да покурить. Курилкой назывались лавочки буквой «П» со вкопанным под бычки колесом. В курилке обычно людей хватает. Многие курят. Особенно выздоравливающие. А тут нет почти никого. Только капитан один сидит. Вчера привезли. В кисть осколочное у него. Сидит, покуривает. На небо смотрит, улыбается. Подошел Даута, сел, ногу за ногу, обнял себя и в землю смотрит. Покурили, помолчали.

— Чего это ты такой? — спрашивает капитан.

— Да так, — вяло отмахнулся Даута.

— У нас вот тоже — ходил один, всё думал. Потом зырк в угол, на автоматы, и как прыгнул, — капитан протяжно затянулся и выпустил струю дыма. — Ребята успели: навалились, вырвали автомат. Тот пеной брызгает и орет «перестреляю, твари!»…

— Боевая психическая травма, — угрюмо отвечает Даута. — Мне не грозит.

— А про экспедиционное бешенство слышал? — спрашивает капитан и смотрит в упор.