Франсуа Делоне - Нельзя оставаться людьми

Даута глянул на капитана с любопытством. Каких только людей не встретишь на войне. Начитанный капитан. Экспедиционным бешенством называют психические расстройства в малых группах. Люди сначала замыкаются, а потом начинают друг на друга бросаться.

Некие личности из психологов пытались это явление притянуть за уши к агрессивности: дескать, агрессия заложена в природе, поэтому не судите строго садистов и прочую дрянь человеческую. Даута вспомнил, как кипятился лектор на этот счет. Бегал у доски и патетично потряхивал рукой со словами: «Сначала в личностное пространство с ногами залезут, а потом говорят, что агрессия у человека в крови течет!» — далее лектор успокаивался, — «Запомните, господа студенты. Агрессия — это реакция. Она — не причина. Это то же самое, что сунуть человека в воду, а потом утверждать, что бульканье заложено в его природе. Ищите саму воду, а не пузыри на воде!» Даута улыбнулся и посмотрел опять на капитана. Кажется, тот хотел сказать, что у Дауты депрессия, и до добра это не доведет.

— Да тебя выпишут завтра. Дотерплю, не загрызу, поди, — попытался отшутиться Даута.

Офицер глядел, не улыбаясь.

— Надо разговаривать. Не держи. Что у тебя?

Даута вздохнул.

— Бессмертие у меня.

— Смерти боишься?

— Нет. Я хочу найти способ сделать людей бессмертными, — криво усмехнулся Даута. — И не знаю, как искать.

Капитан сначала приподнял брови, а потом нахмурился.

— Я пацаном тоже хотел. Бессмертие и спецназовцем, — он коснулся груди забинтованной рукой. — Видишь, спецназовцем стал.

Даута хмыкнул в ответ:

— А я — фельдшером стал.

— Со смертью, значит, бьешься…

— Вроде того.

На сердце потеплело. Хотя, казалось бы — с чего? Просто пару слов сказали друг другу. Даута подумал, что давно ни с кем не разговаривал по душам. А капитан вздохнул и сказал:

— Да никому оно не надо, бессмертие это. Посмотри вокруг. Тут половина за адреналином приехала. Ходишь по краю, в спину костлявая дышит. Ух как живешь! На кураже!

— И ты? — тихо спросил Даута.

— Я… нет. Я тут по совести. Это нельзя, что «они» тут творят.

Посидели еще. По второй закурили. Капитан выпустил дым и продолжил:

— Говорят, что война — двигатель прогресса… Что думаешь? В первую мировую пенициллин придумали, вторая дала сверхзвуковые самолеты, а из-за угрозы ядерной люди в космос полетели, — он затянулся и добавил: — Медицина вообще на войнах обогатилась. Без войны люди не развиваются.

— Тоже слышал, — ответил Даута. — Не согласен.

— Ох ты!

— Думаю, рывок тогда происходит, когда люди вместе за дело берутся. А война тут сбоку. Она только заставляет объединяться. Нет в войне никакого прогресса. Смерть только.

— Смерть как кнут. Без нее остановятся. Прогресс подгонять надо, — добавил капитан.

— Не… Не остановятся, — задумчиво глядя перед собой, сказал Даута. — Люди не думают о смерти, а все равно картины пишут. Живут, будто бессмертные. Развитие — это не от страха.

Капитан выкинул окурок и встал, собираясь идти.

— Тогда удачи, фельдшер. Я тебя понял.

Даута улыбнулся и тихонько кивнул в ответ.

— Спасибо.

Часто потом вспоминал Даута этого капитана. Особенно, когда боролся за чью-нибудь жизнь. На блок-посту минометный обстрел, одному бойцу посекло ноги и пах, в кашу, кровь лезет зараза, жгут не наложить, боец смотрит, глаза детские — не довезти до мед. пункта, не успеть, встает смерть над бойцом — Даута злился на смерть, вспоминал капитана и думал: «И этому умирать нужно?!» — и стискивал зубы, — «Нет, подожди…»; брал две жерди — одну под спину, другую на живот — стягивал, прижимал аорту к позвоночнику через живот: нигде такому не учат. Даута вспоминал капитана — капитан не хотел, он через силу говорил, что смерть нужна — говорил, а сам не верил. Потому что не нужна она никому. Смерть эта. И Даута с ней боролся, как мог.

Но вот, чем дальше спасал жизни Владимир, тем больше понимал, что медицина вообще проблему бессмертия не решает. Для нее старость — это не болезнь. Медицина только «случайную поломку» устранить может, а «гарантийный срок эксплуатации» организма она не увеличивает. От этого становилось совсем тошно — зря с медициной связался. «Да и кому это бессмертие нужно?! Глупая затея» — думал Даута, и крылья за спиной горько звякали, как гири.

Что удивительно — и умирать не хотят люди, и жизнь не ценят. Беспечно живут. Беспечно до тупости. Технику безопасности нарушают. Правила дорожного движения им как будто спиртом написаны — быстро испаряются. Обычно, правда, ничем плохим это не заканчивается.

Как-то случай был. Уже перед отправкой домой, взял Даута двух бойцов, пошли порыбачить — гранатами рыбу глушить. Это почти в тылу. Но всё равно, перед рыбалкой надо место обойти, проверить — чужие-то нахаживают. Шли тихонько, слушали. Вышли к поляне, а там БТР стоит. Мирно так стоит. На броне солдатик лежит, спит на солнышке. Автоматик рядом на броне греется. С другого борта офицер в карту смотрит, карандашиком и линеечкой чертит, компас крутит. Остальных не видно. Свои. Но такое разгильдяйство надо наказывать — не на даче.

Даутин боец подполз тихонько и прибрал автомат с брони. Тут и Даута со вторым вышли, на прицел взяли этих зайчиков. Зайчики-то по форме одеты, а Даутовские в свитерах и бородами заросшие — не понять, чьи. «На колени! Руки за голову! Документы!» Выгнали экипаж на свет. Грустные все, ноги ватные. Неприятно это, когда тебя бородачи на мушке держат. Строго всё проверили, автомат отдали и пальцем погрозили на прощание.

Вечером пришли в расположение — вот он, знакомый БТР. Командир в палатку зовет с проверяющим знакомиться.

— А это наш фельдшер.

Проверяющий, тот самый, которого этот фельдшер пару часов назад допрашивал, как услышал про фельдшера, так сквасился. Он же из полковой разведки. И какой-то фельдшер потрогал его за боевое вымя! Даута каменным взглядом просигналил: «Обидно?! Радуйся, что это свои тебе встретились». Разговора не вышло. Про такое не очень разговаривают.

Это потом только Даута подумал, что сам рисковал, дурак, и бойцов еще потянул. Могли пострелять. Разведка, всё-таки. Зарекся на будущее от игрушек таких. Повзрослел Владимир, стал Владимиром Николаевичем.

Вскоре кончилась Даутина война. Поехал он домой. В город прибыли, отметились в части и пошли с товарищем по домам. Идут по парку, по нормальному городскому парку в нормальном мирном городе. Прохожих только нет никого. Пасмурно. Осенний воздух холодит. И вдруг товарищ тихо командует:

— Люди в лесу.

Рефлекс отработан: упасть, откатиться, автомат с предохранителя. А автомата-то и нету. Как — нету?! Паника. Потом только доходит, что это городской парк. Встали, стряхнули сухие листья, посмеялись нервно.