Франсуа Делоне - Нельзя оставаться людьми

— Когда-то давно в СССР взяли на вооружение понижающую риторику. Начали строить светлое будущее с обещаниями дать всем холодильник, телевизор, еды от пуза и много квадратных метров жилья. Воззвание к животу — это и есть понижающая риторика. Так вот. После этого, спустя тридцать лет, страна развалилась.

— А другие страны почему тогда не развалились?

— А в других странах случаются кризисы — длинные волны в экономике. Союз из-за социалистической специфики этой волной накрыло с особой силой… религия, опять же, была редуцирована… Так что время от времени надо говорить о чем-нибудь большом и светлом… Об омоложении?! А? — главный снова посмотрел на помощника. Эдик неопределенно пожал плечами. Главный махнул рукой в его сторону.

— На игру Ирбата похоже, — сказал Даута.

— На какую игру? — рассеяно спросил главный.

— В игре нужно определить, какой потенциал у высказывания: объединяющий или разъединяющий, — пояснил Даута.

— Может быть, может быть, — тихо ответил главный, задумчиво барабаня пальцами по нижней губе. Внезапно он хохотнул.

— Ха-ха! Представляете, если упор сделать на женщин?! Государство может решить задачу омоложения. Если они в это поверят, а?! — он залился жизнерадостным смехом. Смех разрастался, контролировать его уже не получалось. Главный упал сначала на правый подлокотник, потом на левый. — Ха-ха-ха!

Он смеялся так заразительно, что остальные подхватили. Сначала неуверенно захихикал Эдик. Подключился Лурасеев. Даута сурово крепился, но не выдержал и тоже загоготал.

— Они же нас всех живьем сожрут!

— Все нервы вытянут… ой не могу!

— Устроят сладкую жизнь!

Диафрагмы начали болеть от смеха, и мужчины усилием воли взяли себя в руки. Они сидели красные, тихо постанывая и отдуваясь. Наконец все пришли в себя, вновь напустив более-менее серьезный вид.

— Владимир Николаевич, — серьезно произнес хозяин особняка и торжественно встал с кресла, протягивая руку для прощания. Даута отреагировал ответным вставанием и рукопожатием. Эдик и Лурасеев тоже встали.

Продолжая сжимать ладонь Дауты, главный продолжил речь:

— Я так понял, что Вы в первую очередь не покушаетесь ни на культуру, ни на общественный запрос, а хотели бы убедить государство. Я предоставлю Вам такую возможность. Государство Вас выслушает. Эту услугу я окажу Вам бесплатно. Потом, если не получится, будем думать.

— Долго надо ждать? — поинтересовался Даута.

— О нет. Не больше недели.

Пожав друг другу руки, стороны переговоров попрощались окончательно. Даута и Лурасеев удалились восвояси — ждать скорого общения с «государством».

Ждать пришлось недолго. Уже через два дня позвонил Эдик и пригласил на таинственную встречу. Даута поспешил на зов. Такими приглашениями нельзя разбрасываться. Встреча планировалась опять у моря, опять на Юге. Поэтому Даута опять вышел из здания южного аэропорта под палящее солнце. Эдуард встретил и повез куда-то за город. Ехали по горному серпантину. С одной стороны отвесная скала, с другой обрыв. Каким-то чудом за эти камни тут цепляются жутко лиственные деревья, нависая над дорогой и сужая обзор, сбоку выпирая их пропасти и обманывая, будто там на обочине твердая земля. Постоянно надо поворачивать. Постоянно боишься, что из-за угла навстречу вылетит скоростной джигит на своем железном ведре, и такой джигит действительно время от времени вылетает, но опять почему-то не врезается, облетает мимо. «Слабоумие и отвага» — Дауте не нравились ни такие дороги, ни такая культура вождения.

— Он тоже по этой дороге катается? — спросил Даута.

— Он? — Эдик сначала не понял, о ком речь, но быстро догадался. — А, нет. Это не он! Они! Это не один человек, Владимир Николаевич, — и ответил на вопрос: — Там, куда мы едем, есть свой аэродром. По дорогам они не катаются.

Эдуард рассказал, что едут они на встречу с теми, кто обладает реальной властью в стране — к элите или к элитам — это, как хотите. Конечно, встреча эта не со всей элитой, а с малым кругом, с наиболее молодой и активной частью элиты. Это, Владимир Николаевич, не просто молодые люди — их родители сейчас занимают ключевые посты. Да, через какое-то время посты перейдут к ним, к молодым. Нет, отцы разговаривать с Вами, Владимир Николаевич, не будут вообще. От детей польза есть: вопросы они решают, властью обладают реальной… Что? Мы сейчас едем в один из загородных домиков… Они собрались для решения текущих вопросов… И Ваш вопрос тоже текущий, Владимир Николаевич… Для них — текущий. Что? Вообще-то, Владимир Николаевич, уже сам факт, что Ваш вопрос попал в область их зрения… Да, Владимир Николаевич, я передам шефу слова Вашей благодарности. Как? А! Их шестеро… Ну потому что элит шесть… Да, бывает. Часто ругаются. Обычно интересы пересекаются так, что с одной стороны промышленность и военные, а с другой банкиры и медиа. Да, еще двое — это чиновники и ученые. Их интересы?! У них нет четких интересов, они как обслуга — примыкают к тем, кто сегодня сверху. И судьи, да, — это тоже чиновники. Что? Культурные деятели? Нет, их тут не будет… Да, конечно, Владимир Николаевич, они уже в курсе… Мы почти приехали, осталось минут пять.

Картина Дауте нарисовалась безрадостная: какие-то молокососы сейчас будут решать вопрос с омоложением на уровне государства. Что они могут нарешать? Как себя с ними вести? Погремушки надо было захватить, чтоб им понравиться? Странно это всё. Даута заставил себя ощутить отвращение ко всей этой затее, заранее настраиваясь на неудачу. Он даже успокоился по поводу этого гипотетического поражения и принялся обкатывать в голове план «Б», который про общественный запрос.

Эдуард припарковался на площадке у высоких глухих ворот, сказал, что подождет здесь. Даута вышел из машины и бодро направился к воротам. Под ногами скрипит мелкий гравий, голову и плечи припекает солнце. Густая растительность вырублена на пять метров от забора и в этом коридоре растет газонная травка.

В воротах приглашающе открылась калитка, выглянул человек в костюме и галстуке, ничего не спрашивая, провел по территории, завел в дом. Даута с наслаждением окунулся в домашнюю тень и вдохнул прохладный воздух. Откуда-то из соседней комнаты доносились голоса. Один рассказывал что-то веселое, остальные слушали и вставляли комментарии. Человек завел Дауту в гостиную, когда слушатели дружно рассмеялись. В гостиной прямо на полу на подушках или на пуфиках развалились молодые люди. Рассказчик, довольный произведенным эффектом, обернулся, всё еще смеясь. Остальные тоже повернули головы в сторону Дауты.

Их было шестеро. Пять мужчин, и одна женщина. Не совсем уж и юные, лет тридцати. Одеты в теннисные костюмы — белые рубашки и белые шорты, на женщине, разумеется, юбка. Тела у всех спортивные, подкачанные, кожа без изъянов, золотится, лица гладкие, аж блестят, прически аккуратные. Смотрели они на Дауту, как на вещь в магазине — скучающе-пустым пресыщенным взглядом: купить или не купить? хочу или не хочу? Как на креветку. Что-то в этом духе Даута и ожидал. Он постарался вести себя индифферентно. Спокойно кивнул и произнес: