Виктор Антоненко - Охота на бога

— А ты зря надсмехаешься, — Платов прошёлся по кабинету, разминая ноги. — Масоны, они разные. Старые служат Эфгондам, как псы цепные. Новые нам. Тамплиеры…

— И эти? Они же отошли от дел.

— …и подобные им, — ровным тоном продолжил Платов, не обращая внимания на реплику Медунова, — тоже помогают. Одни за Эфгондами следят, другие ракетоносителями, оружием занимаются.

— Ну, и… зачем же дело встало? — брови Медунова слегка приподнялись.

Платов сел и отрешённым взглядом уставился куда-то в пустоту, в одну точку:

— Для нанесения ядерного удара по Эфгондам нужна реальная политическая власть над людьми, которой у нас, увы, пока нет. Во-вторых, Муавгары уже догадываются о нашем заговоре. Поэтому, времени осталось ровно столько, сколько уйдёт на поиски млешака. Так что первыми найти его должны мы. И сжечь. На атомы распылить. Чтобы не одна клеточка не попала ни к Муавгарам, ни к Эфгондам. Без него с колонизацией обязательно повременят. Они же педанты. Пока не выяснят, почему он выжил, не успокоятся. Вот и пусть побегают за ним, а мы пока к базам Муавгаров подберёмся в Гималаях и Антарктиде. А там, глядишь, и людишкам укорот дадим, и Эфгондов к ногтю прижмём.

— А ты не думаешь… — хотел, было, спросить Медунов.

— Не думаю, — Платов уже не желал вступать с Медуновым в диалог. — Недосуг. Твой боец сейчас ближе всех к нему. Вот и действуй. Дай ему… Чего твоему костолому надо? Денег? Дай денег. Не скупись.

— Значит, — Медунов встал, — говоришь, можно млешака… того…

— Не можно, а нужно, — поправил Платов. — Кстати, ты его квартиру зачистил?

— Так ведь… — Медунов замялся, — как бы, разговора не было. Ждём пока. Вдруг забредёт.

— Никаких «пока», — прошипел Платов. — Муавгары его из одной кожной чешуйки могут клонировать.

— Стало быть, дело не только в иммунитете? — задал неудобный вопрос Медунов.

— Да не знаю я!! — озлобился Платов. — Нельзя сейчас рисковать! Все места, где побывал млешак, выжечь! Калёным железом! Со всем скарбом. Всё, к чему он прикасался. И не сиди ты здесь, как замороженный!

— Успею, — недовольно буркнул Медунов.

— Надо успеть, Борис, — смягчился Платов. — Иначе всё псу под хвост. Ядерные заряды уже подвозят к базам Муавгаров. Поймаем млешака — королями будем! Хватит уже у Муавгаров на побегушках…

— Сделаю, — лицо Медунова заметно потемнело.

Проснулся Кашин от холода: знобило. Свернувшись калачиком, он лежал на полу закрытого грузового вагона и в полудрёме пытался подоткнуть под себя какую-то изодранную, скользкую на ощупь тряпку. Глаза открывать не хотелось; сладостная нега обволокла все косточки, катала и перекатывала их в медовой истоме, не давая расправиться, налиться силой.

Снаружи донёсся грубый мужской голос:

— Гони на вторую!

Кашин подкрался к дверному стыку и заглянул в зазор между створками: вдоль крытой железнодорожной платформы тянулся приземистый пакгауз; весь дебаркадер был заставлен штабелями картонных коробок, уложенных на деревянные поддоны.

Когда состав остановился, к вагону, где находился Кашин, подошёл мужчина в синем комбинезоне и стал плоскогубцами откручивать проволоку, намотанную на дужки накидного замка:

— Гадский папа! Вот, падлы! Накрутили! Уроды!..

Кашин испуганно метнулся в самый дальний угол и затаился.

Двери раздвинулись: вечерний сумеречный свет выхватил из центра замусоренного пола ошмёток осклизлой ветоши.

— Ну и вонища, — вошедший с отвращением вытолкнул пахучую тряпицу наружу и чуть не поскользнулся: — Скоты! Рвань подзаборная! Гадят, где хотят! Петровна! Иди сюда! Опять не убрали!

Издалека донёсся низкий женский голос:

— Ну, чего ещё?!

— А ничего! — разбушевался радетель чистоты. — Я их говно убирать не буду! Трудно проверить было?! С утра порожняком стоял!

— Ну, и пёс с ними! — крикливо огрызнулась женщина. — Чего разорался?! Грузи так! Нет у меня других! Заказчик из Красноярска уже обзвонился весь!

— Раскудахталась, корова, — пробубнил привереда в комбинезоне и вышел на платформу.

Через пару минут в вагон въехал электрокар, гружённый огромной стопкой коробок: стена из картона надвинулась прямо на изумлённого Кашина. На какое-то мгновение он замешкался, затем резко поднялся на ноги, но отскочить не успел: массивный тюк с ходу придавил его к дощатой стене; запахло печеньем и фруктами.

«А чего мне бояться? — испугано заметался в мыслях Кашин. — Я, что, вор какой? Выйти, нет? А чего скажу? Документов нет. Сдадут в полицию, а там разбираться не станут. Незаконное проникновение в хранилище, и доказывай потом с пеной у рта, что ты не верблюд. По дороге выберусь…»

Через полчаса вагон был доверху загружен вкусно пахнущим товаром. Створки дверей сомкнулись: снаружи что-то неприятно лязгнуло, щёлкнуло.

«Заперли! — чугунной гирей опало в нутро Кашина. — Как же отсюда?..»

— Отправляй! — крикнул грузчик.

Вдалеке раздался короткий тепловозный гудок. Вагон тронулся и покатился, набирая скорость: навалившиеся коробки сдавили грудь Кашина — ни охнуть, ни вздохнуть.

«Так! Пора! — собрался с духом Кашин. — А то я здесь точно задохнусь».

Извиваясь всем телом, как ящерица, он промял податливые бока картонных коробок и выкарабкался наверх, под самый потолок.

«Выбрался? Бестолочь! — сам себя отругал Кашин. — Теперь точно полный состав преступления. Хранилище есть. Чужое имущество тоже…»

Кашин осмотрелся: его глаза видели в полной темноте.

«Вот это да! — к нахлынувшему чувству восторга тонкой щемящей струйкой примешалась досада от собственной глупости. — Два шага до двери было, и домой. Ну, тупица!»

Лёжа на спине, он с удивлением рассматривал в кромешной тьме мельчайшие щербинки на шероховатом потолке, прочно склёпанного из плохо прокрашенных листов железа:

«Что же это было? Сон? Да нет, вроде. Больницу точно помню. Антония этого. Да-а уж! Такой полёт с собственного балкона! А почему зверь? Млешак. Или млешник? А эти? Неужели я от инопланетян удрал? Ну, дела! И выздоровел как быстро! Ведь живого места не было. Инопланетяне, точно! А кто ещё такое может? Рассказать кому, не поверят. Пожрать бы. Ну и запашёк от меня».

Стянув с себя извозюканные донельзя фуфайку и джинсы, он оказался совершенно голым.

«Во! дошёл, — Кашин зашвырнул провонявшую нечистотами одежду в дальний угол. — Лежу здесь, как последний бомжара, в чём мать родила! Еду Бог знает куда. А-а! Семь бед, один ответ. Не с голоду же подыхать. Мимо полиции, видать уж, всё равно не пройти. Правильно говорят, от сумы и от тюрьмы не зарекайся. Пропади оно всё пропадом. Главное — жив, здоров! На станции сдамся. Эхе-хе, водички бы, горлышко промочить…»