Станислав Кондратьев - Я

Необходимо было произвести рекогносцировку. Я уже не искал подходящего убежища, просто сел и прислонился спиной к ближайшей стене. Она была теплой и шершавой. Ее тепло стало переливаться в мое тело и это начало меня понемногу успокаивать. Но чувство одиночества не покидало меня. Забавно, что человек начинает ценить что–то по настоящему, лишь, когда потеряет это насовсем. Так и я, когда вокруг было много людей, с которыми я мог бы объединить свои усилия и постараться разобраться в происходящем, даже не попытался этого сделать. А теперь мне не хватает простого собеседника, человека, с которым я мог бы поделиться своими мыслями и переживаниями. Да хоть бы просто ощутить, что я не один… Видимо человек все же животное стадное. Надо собраться и попытаться распланировать, что мне делать дальше, как выживать. Как не сойти с ума от одиночества. А с другой стороны, если никого нет, кто сможет определить что я ненормальный? Может быть я уже того… с кем или с чем сравнить? Откуда здесь взяться эталону НОРМЫ? Любой ненормальный считает себя абсолютно нормальным человеком. Да и могут ли критерии «нормальности» применяться к человеку, попавшему в экстремальную ситуацию? Часто людям прощают некоторые «ненормальные» поступки, совершенные в экстремальной ситуации. Так где проходит та грань, до которой можно прощать, а после которой даже чрезвычайная экстремальность ситуации не может служить оправданием? Скорее всего, тут каждый решает сам за себя. Это логично. Но что делать в такой же ситуации обществу, с его разными взглядами и оценками произошедшего? Кто имеет право судить и решать? На общество эту обязанность возложить нереально, уж слишком оно неповоротливо и бесконтрольно, что бы можно было его заставить принимать решения самостоятельно. Но здесь нет общества. Так что я буду абсолютно нормальным, даже если сойду с ума. Или уже сошел. Итак, мои планы… хотя какие тут могут быть планы! Я не могу даже примерно представить, что меня может ждать в дальнейшем, откуда нужно ждать опасности, а где можно ее избежать. Даже элементарно где мне найти еду и питье, столь необходимые для поддержания жизни? А так уж они необходимы мне??? До сих пор у меня не возникало чувство голода, я думал это влияние стресса. Может быть. Но пить мне бы точно захотелось. Особенно после двух таких забегов! Тут что–то не чисто. Да что же тут происходит! Я резко вскочил на ноги. Так. Думай! Чувства голода нет. А другие чувства? Как насчет боли? Боль наш союзник, пока мы ее чувствуем — мы живем. Я повернулся к стене, прислонившись к которой, только что сидел. Сжал кулаки и ударил правой рукой. Удар получился слабый. Боли я не почувствовал, только прикосновение. Тогда я ударил еще раз, уже сильнее. Опять то же самое. И в третий раз. И в четвертый. И вот, незаметно для себя, я уже вовсю бью кулаками кирпичную стену, давая выход накопившейся ярости и злобы за то, что со мной здесь происходит. Я чувствую, как мои кулаки ударяются о стенку, как через них из меня вытекает ярость. Боли все нет. Я слышу глухие удары, слышу легкие шлепки в момент ударов — это звучит моя кожа, сминаемая и расплющивающаяся о кирпичи. Поверхность моих кулаков начала «гореть». Я чувствовал энергию, которая разогревала их, не находя выхода в другое русло. Но вот появилась боль. Сначала тихо и мягко накрыла она мои кулаки, затем все сильнее и настойчивее. И легкий зуд. Теперь при каждом ударе я начал ощущать резкую боль. Удары мои стали слабее и реже, и вскоре я прекратил это занятие. Я взглянул на ноющие кулаки — они были сплошь исцарапаны о неровности стенки и покрыты смесью крови и грязи. Я вытер их о свою грязную рубашку, конечно чище они от этого не стали, я сделал это больше по привычке. Значит боль я чувствую. Мне здорово полегчало от этой мысли и от того что я выплеснул всю свою ярость и чувство обиды. Но проблемы это не решало. Я до сих пор не выяснил кто я и откуда, что вокруг происходит, и где я нахожусь, и самое главное, что мне делать дальше? Должна быть какая–то разгадка, и я должен ее найти.

Я знал, что застрял тут. И я должен что–то понять, что–то сделать, что бы пойти дальше. Если ты зашел в тупик, или окончательно заблудился, нужно начать все заново. Отбросить все свои предыдущие результаты, забыть их на время. Если у меня не получилось найти разгадку, я должен идти другим путем. Стоп. А вот это мысль. Может быть, я что–то сделал, или наоборот, чего–то не сделал? И вот я оказываюсь здесь, забыв о своей прошлой жизни, быть может, для того, чтоб не совершить прошлых ошибок? Что бы найти правильное решение? Быть может это вернет мне память… но что я должен понять или найти? Надо думать. Думать о том, о чем я еще не думал, что не принимал во внимание. Мысли мои начали путаться. Что–то я пропустил. Значит, я оказался посреди горящего Мертвого города, вокруг хаос, люди превращаются в рогатые скелеты… да! РОГАТЫЕ! Это должно что–то значить. Рога образуют корону, символ власти. Рога бывают у животных и у… демонов. И тут я, повинуясь какому–то, невесть откуда взявшемуся чувству, схватился за свою голову обеими руками и стал ее ощупывать. Все было как будто в порядке. Так кто были все эти люди? Неужели демоны? Или скорее грешники? А быть может просто поддавшиеся какой–то дьявольской силе? И та завладела ими. Вот и разложение, превращение в прах говорит в пользу этой теории. Но почему меня это не коснулось? Чем же я отличаюсь от тех людей? Что во мне может быть такого особенного? Этот вопрос поставил меня в тупик, так как себя сложнее анализировать, чем другого человека, ибо невозможно относиться не предвзято к самому себе. Выходит, окружающие меня скелеты это то, во что превращается человек, достигая власти? Он тратит на это все свои силы, что вполне естественно. И что остается в итоге? Лишь горстка праха и скелет с символами власти, жалкие останки. Власть ради власти не имеет смысла. Это пустая трата времени. Именно такая власть, поддерживаемая честолюбием, считалась грехом в Библии. Хотя в Древнем Риме, например, честолюбие было в почете. Впрочем, думаю, там власть больше рассматривалась как инструмент достижения высших целей, по крайней мере, изначально, когда Рим был могучей империей. Позже, это понятие приняло библейскую трактовку и потому Рим пал, гоняясь за пустыми целями, ничего не получая взамен.

Я чувствовал, что нащупал путеводную нить. Это давало мне какую–то надежду. Похоже на то, что главной загадкой этого мира был я. И я должен был разгадать себя, познать себя, и тогда… а что произойдет тогда, я не знал. Но знал, что–то обязательно произойдет или изменится. Должно произойти.

Познавать себя — дело нелегкое, я даже не знал с чего мне начать. На этот процесс у людей уходят годы, десятилетия, быть может, вся жизнь. Некоторые умирают, так и не познав себя. Я же не знал, сколько мне отведено времени. Может быть вечность. Но ведь человек тоже не знает, хотя некоторая максимальная граница ему известна, около ста лет. Я же не был уверен даже в ней. Впрочем, нет смысла сравнивать легче мне придется или нет. Нужно использовать то, что у меня есть, жаловаться и предъявлять претензии, увы, некому. А что у меня есть? Ни прошлого, ни будущего, лишь чистое сознание, обитающее в странном месте. А такое ли оно чистое? По идее, все, что происходило когда–либо со мной, должно было оставить свой отпечаток на моей сущности. Поэтому прошлое всегда со мной, даже если я и не могу вспомнить детали.