Евгений Кузьмин - Между

Группа подобралась к жутковатым руинам церкви, стены которой, впрочем, были на месте. Ощущалась какая-то особая странная энергетика… Странно о таком говорить в Чернобыльской зоне, в зоне энергетиков. Из-за стен доносились нестройные заунывные напевы. Слов никто не разобрал, а точнее, и не пытался. Все сосредоточились на продумывании собственных действий, — куда подойти, как бросать дымовые шашки, куда потом бежать. А дальше всё получилось. Подошли, швырнули, убежали, уехали. Одно лишь удивило всех. И это не фантазия одного зомби. Дима, Таня и Боря сошлись в этом любопытном пункте. Дикие зомби вышли, но не пытались ловить или преследовать диверсантов, они лишь растерянно в них всматривались. Так всем показалось, хотя уверенности быть не могло. Невозможно тщательно изучить происходящее в состоянии страха, спешно убегая. Но всё же… Погони точно не было. Что является тому причиной? Растерянность, миролюбивость, какие-то неведомые никому соображения? Нет ответа.

На следующий день мы запланировали танцы. Отменять их не пришлось. Новых заданий не последовало. Вольно. Люди собирались. Мелькали знакомые лица, в том числе пришёл и учёный, занимавшийся изучением фауны в Чернобыльской зоне, давший мне почитать «Игру в бисер» Германа Гессе. Любопытный собеседник, рассказывающий увлекательные истории. А танцевать я не любил.

Наше пёстрое действо шло своим чередом. Люди приходили и уходили. Даже музыка подчеркивала разноцветье происходящего, советская и постсоветская попса перемежалась с «ДДТ» и «Арией». В разгар беседы я бросил взгляд в глубину очень маленького, на самом деле, зала. На противоположной стороне сидела и мечтательно, печально огромными серыми глазами смотрела в зал незнакомая девушка. Мне привиделось что-то древнеегипетское во всём её облике, хотя внешне, если подумать, ничего общего. Казалось, какая-то тайна покрывала её черты. Да, и одежда. То была, вероятно, как я сейчас припоминаю, обычная одежда, но тогда казалось, что девушка словно укутана во что-то, а не одета. Странное ощущение, обман зрения. Смущение улетучилось само собой, я извинился перед своими собеседниками, пообещав вернуться к ним позже. Не имея никакого плана, я пересёк зал, приблизился к девушке и пригласил её на танец, — в этот момент объявили какую-то медленную музыку. Можно было крутиться с ней, не выпячивая угловатые, неловкие движения. Девушка слегка улыбнулась своими большими глазами и кивнула в знак согласия. Мы кружились, а я пытался завязать разговор:

— Никогда прежде не видел вас здесь.

— А вы знакомы со всеми обитателями Чернобыля?

— Нет, конечно. Я радуюсь встрече. Есть люди, с которыми чувствуешь некую духовную связь… Нет-нет, это не такая новая форма ухаживаний… или… да, пожалуй, форма ухаживания. Не знаю. Я лишь хотел рассказать про ощущение некого сродства. Я почувствовал необходимость общаться. И общение здесь и сейчас — самоцель.

— Так здесь завязывают знакомства? Что ж, любопытно.

Я продолжал болтать с ней и после этого танца. Мы ещё кружились потом под медленную музыку. Быструю музыку я потом игнорировал, боясь открыть ей свою неловкость. Я всё время рассказывал анекдоты, шутил. Девушка же, её звали Стелла, не отличалась многословием, она предпочитала загадочно улыбаться.

В какой-то момент Стелла занервничала, посмотрела на часы и сказала: «Прошу прощения, мне пора, нужно торопиться».

— Но куда? Сейчас же ночь.

— Разве джентльмену пристало задавать такие вопросы?

— Моя очередь просить прощения. Но проводить вас можно?

— Немного.

Я прихватил с собой фонарик. Мы покинули помещение и отправились сквозь город, вышли к его окраине. Там Стелла вдруг сказала: «Дальше нельзя, теперь я пойду одна». Она стремительно исчезла в темноте, а у меня не хватило дерзости посветить ей вслед.

Очень странное прощание, удивительно… Кто она? Откуда? Куда она отправилась и почему не побоялась самостоятельно бродить в столь опасных местах? Вопросы, вопросы. Но мне не хотелось слишком сосредотачиваться на проблемах, не имеющих в данный момент никаких решений. Столь ли это всё важно? Всё в моей душе пело и сияло. Казалось, теперь мне любое дело по плечу. С весёлым и лёгким сердцем я вернулся к зданию, в котором мы располагались. Но уже на пороге почувствовал неладное. Когда я вошёл, все участники нашего мероприятия с растерянными, смущёнными лицами расположились по краям зала, а в середине матерился багровый и злобный лейтенант Пётр Иванович Беленький, сменивший вчера Ивана Петровича Черненко, временно покинувшего «зону». Я желал остаться незамеченным, но не вышло.

— А… Вот и наш Ромео. Ты её хоть выеб-л?

— В чём, собственно, проблема?

— Эта сука из диких зомби. Ты знал?! Ты, б-дь, знал?!

— Нет, — с удивлением крякнул я.

— Они уже здесь! Будьте же, б-дь, бдительны! Вы зачем здесь? Вы хоть сами знаете? Завтра я вам устрою, вы-бу и высушу. А теперь отбой.

Нам добавили занятий. После обычных уроков ещё где-то час бравый лейтенант Петр Иванович Беленький читал политинформацию. Если честно, у меня в голове после неё ничего не оставалось, кроме замысловатых ругательств. Беленький несомненно был одним из ведущих специалистов по обсценной лексике. А суть лекции такова, что она абсолютно не задевала мой мозг и сердце. Собственно, все места там уже были заняты Стеллой.

Стелла. Да-да, я задумался о долге. И сразу отбросил сомнения. Ну какой долг? Перед кем? Я клятв и обещаний не давал, взаймы ни у кого не брал. Преступная организация потратила на меня какие-то средства? Это её проблемы. Если я нанесу ей какой-то урон, прекрасно. Я готов предать «своих»? Но кто здесь свои? Близкие мне зомби или какие-то алкоголические лейтенанты и их шайки? Их начальство, помнится, что-то лепетало о моей вине перед государством, о необходимости искупать что-то? Что? Моё убийство, в котором я никоим образом не виноват? Разве я сам выбрал судьбу зомби? Я, как нам тогда было сказано, не могу быть причислен к честным гражданам. А я в жизни ничего не украл, никого не убил. Они считают меня чужим? Не проблема. Я это принимаю. А тут ещё и украшенная, расцвеченная отборным матом политинформация от вечно пьяного Петра Ивановича, которого скоро снова сменит ничем не отличающийся от него Иван Петрович, всё больше укрепляла меня, убеждала в правильности моего хода мысли. Собственно, я не утверждаю, что Беленький выпивал именно перед выступлениями. Скорее, он так пропитался алкоголем, что пьяное состояние организма стало просто перманентным и нормальным. В этом он, кстати, от Черненко ничем не отличался.

В первый день расширенных занятий, я, после политинформации, вышел на улицу, немного отошёл от входа и погрузился в свои мысли. Внезапно тяжёлая рука легла на моё плечо. Я резко обернулся, — Валера: