Евгений Кузьмин - Между

Я взял карту и в странном смущении отправился к себе. Завтра рано вставать.

Я рано проснулся и вышел за час до зари, как и обещал пресвитеру Гильому. Не хочу обстоятельно описывать путь, со всеми этими подробностями о кустах, деревьях, бабочках и вызываемых ими чувствах, как нормативный писатель XIX века. Я люблю созерцать природу, но словами всего не передать. Есть «несказанное», как говаривал Александр Блок. Не то, чтобы я всё сразу нашёл, двинулся по правильному пути и прямиком вышел к нужному дереву. Времени у меня ушло немало, я ошибался и путался. Но ларец, в конце концов, обнаружил. Он был прекрасен. Белый, из слоновой кости, по краям вырезаны изображения пирующих зомби, — они сидели за столами, ели из тарелок мозги и запивали пивом «Оболонь».

Несмотря на пожирающее меня любопытство, я не открыл ларец, но взял его и отправился в обратный путь. Уже на подходе к селу в моей душе возникло щемящее беспокойство. По какой-то причине я, не заходя в Замошье, двинулся через Глинку (через неё шла основная дорога), чтобы потом, срезав путь, попасть сразу в северную часть нашего села, к церкви. По какой-то неизведанной причине мне это казалось правильным, даже необходимым.

Я вышел… нет, выбежал к церкви, вошёл в неё. Всюду лежали обгоревшие тела зомби! Они были мертвы! Разве можно умереть повторно? Я был потрясён, опечален. Я осиротел. У меня больше никого нет. Вот Стелла, вот Гильом, вот Родригес… Боже-боже. Я бросил взгляд в отдалённый угол… Кунигунда? Тихая, всегда незаметная, скромная. Она сидела с широко раскрытыми от ужаса глазами и не шевелилась. Я ещё раз присмотрелся. Она не погибла, нет. Я подошёл к ней. Она удивлённо посмотрела на меня. Я присел рядом, а она обняла меня и заплакала.

Не скоро она успокоилась и к ней вернулся дар речи… но в какой-то момент это случилось. Её рассказ не был очень уж длинным. История простая и трагичная. Всё произошло чрезвычайно быстро. Зомби молились, а в здание полетели дымовые шашки, значительно больше, чем обычно. Все заранее условились не выходить в случае атаки. Поэтому зомби стояли в церкви, внутреннюю часть которой полностью заволокло дымом. Каждый старался продолжить молитву, но пение расстроилось. Когда дым рассеялся, в церковь ворвалось подразделение солдат, все люди и ни одного зомби. У каждого в руках какое-то новое, ранее невиданное оружие, какие-то толстые трубки-стволы. Из них вырывался свет, стоило лучу лишь слегка коснуться тела зомби, и обгоревшее тело падало на землю.

Я выслушал рассказ и задумался. Как выжила Кунигунда? Это легко объяснить. Её просто не заметили. Это её естественный дар невидимости. На неё никто никогда не обращал внимания.

Ах, ларец! Я рассказал Кунигунде о последнем задании Гильома. Мы подняли красиво изогнутую крышку… Внутри оказался листик с картинкой, — сидящие король и королева держат венец над головой стоящего между ними ребёнка. Как я потом выяснил, это изображение — девятнадцатый рисунок из опубликованной в 1622 году «Philosophia reformata» Иоганна Даниэля Милия.

Мы сошлись с Кунигундой, покинули зону, выдав себя за потерявшихся и одичавших ликвидаторов. Всюду царила относительная неразбериха, официальные бумаги часто теряли, а порой обнаруживали в самые неожиданные моменты. Случайность или подготовка к выборам? Не знаю. Но нам выдали документы людей. Добрая, мягкая, с глазами коровы служащая пожалела молодых людей, всплакнув, вспоминая о своей непростой юности. Я женился на Кунигунде. Мы завели ребёнка. Теперь мы ведём нормальную, размеренную буржуазную жизнь, дом — работа, работа — дом. Безынициативная рутина. Наша естественная стихия. Что может быть лучше для зомби? Это и есть счастье. Я уверен, что чекисты нас разыскивают и когда-нибудь найдут. Но я не боюсь смерти. Однажды я уже умер.