Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

Кряхтел и шипел, но с делом не справился и начал ругать спутницу пуще прежнего.

— Иду, иду! — ответила Плакса.

И слегка ускорила шаг.

Вдвоём передвинули они на два шага тяжёлого Пса. И, пиная по очереди ногами (старушка при том пинала осторожно и как бы даже отчасти деликатно), перевернули на спину.

И тут носатый присвистнул удивлённо.

— Вот те раз! Воистину нездешняя тварь! Гляди-ко, у него и ожогов нет. И шерсть не подпалена. Сколько на жару пролежал — и хоть бы что!

Плакса слегка прикрыла глаза и схватилась за висевшую у неё на шее связку вырезанных из осины амулетов.

— Говорила тебе, Тукан, не трогай псов! Не связывайся с ними! Чудища неведомые! Приходят, убивают, уходят… Забыл, что тебе о них рассказывали? Скелет пытался на одного такого напасть, так последние кости ему обгрызли! А ты…

— Заткнись, Плакса! — прикрикнул на неё Тукан.

И, подхватив дубинку, заткнул её за красный, из шёлковых лент свитый пояс, что широко охватывал показавшийся из под накидки тёмно-синий кафтан.

И распорядился:

— Доставай ножи! Разделывать будем.

Дверь распахнулась настежь. Через дверной проём потянуло запахом гари, подхваченным и донесённым до жилища невесть откуда прилетевшим в эту преисподнюю ветром.

«Запах…»

Кузьма потёр лоб, посмотрел на покрывшиеся серым налётом кончики пальцев.

«Пепел… Откуда это всё берётся? Раньше, вроде, и запахов никаких не было…»

На пороге стоял жирной гаревой сажей император и африкански блестел белозубо. Светлые волосы, ещё недавно аккуратно уложенные и зачёсанные к макушке, растрепались и тёмно-пыльными соломенными клочьями свисали теперь со всевозможных сторон и направлений, расхристанным венком украшаю буйную императорскую, изрядно подкопчённую голову.

— Вернулся, величество?

С ироничным вопросом ничего не вышло. Сил не хватило на иронию. Вышло бормотание, обрывающееся в слабый стон.

Кузьма пошёл было к императору, но, потеряв остатки сил по пути (не освежил его сон и не придал энергии), шаге на третьем или четвёртом — потерял равновесие и рухнул на пол.

— Больно! — воскликнул Кузьма, ударившись локтем о половицу.

И тут стало ему страшно. Очень и очень страшно.

Не пугал его раньше огонь. Лесной пожар не пугал нисколько. Не было боли. Ветра не было. И искры не летали в воздухе.

Сам огонь казался не настоящим. Каким-то искусственным, будто нарисованным на картинке и лишь немного ожившим, дабы лишь развлечь заблудившегося и неведомо как оказавшегося в этом огненном мире странника. Развлечь, и не более того.

Не повредить ему, не обжечь, не устрашить. И даже не согреть.

Лишь поиграть немного алым светом, поплясать на чёрных стволах, попрыгать под низким буро-жёлтым небом — и, уморившись, исчезнуть, пропасть, растаять будто морок, отпустив душу без вреда.

Но как-то не так оно случилось. Не так развивались события, не то творилось в этом мире, что хотелось бы увидеть.

И ощущения постепенно становились отчётливо болезненными.

Вот и император этот (уж не липовый ли?) перемазался весь, и свитер на локте разорван, и брюки перемазаны… Не то землёй, или глиной, быть может, или серым древесным пеплом.

— Сбежать хотел? — уточнил Кузьма.

Император отмахнулся и, пройдя в дом, присел на коврик, прислонившись спиной к стене.

— А чего это ты одет так скромно? — забубнил монотонно Кузьма. — И наряд у тебя — так себе. И сам ты простой такой, простой… Будто я больших людей в жизни своей не встречал! Да я самим районным начальником полиции текилу на майской ассамблее откушивал, и лаймом заедал. Думаешь, раз я торговец простой, так меня и обманывать можно? Да ты, верно, ряженый какой, а мне говоришь!..

— В иные времена, — отозвался, брезгливо кривя губы, Калигула, — в иные, хорошие и добрые времена, я бы с большим удовольствием оторвал тебе дурную башку и скормил бы её свиньям. Но свиней не разводят в здешних местах, да и добрые времена давно прошли.

Ударил туго сжатым кулаком по колену.

— Я сам не знаю, во что я одет и каким ты меня видишь! Болван! Да лучше б мне ещё пару раз остриём меча по скуле получить, чем с таким тупым и недостойным человеком общаться! Здесь нет масок! Понял? Здесь нет ряженых! Притвориться ещё можно, а вот маску надеть — не получится. Сорвут!..

Император вскочил и подбежал к испуганно поползшему под стол Кузьме.

— Что ты помнишь?! — набросился он на оробевшего гостя. — Что ты помнишь из своей прошлой жизни? Вспомни, торговец, всё вспомни! Ты ведь сделал что-то…

И вдруг сник, осёкся, опустил голову.

Бросил глухо:

— Ничего ты не помнишь…

— Как отрезало! — подтвердил Кузьма.

И зажмурился.

Показалось ему почему-то, что рассерженный император заедет ему ногой в… Например, в правое ухо.

А что? Очень даже может заехать. Начальник полиции — и тот на его глазах какого-то капитанишку избил до полусмерти за то, что тот ему тёплое шампанское на приёме принёс.

А тут — император (если не врёт)! Да этот, пожалуй, и вовсе убить может.

Хотя, признаться, в его положении это, наверное, и не самый плохой вариант.

Зажмурился Кузьма и, зажмурившись, увидел вдруг в проступившем сквозь темноту свете летнего дня лежащую на серой асфальтовой ленте женщину с изломанными, неестественно выгнутыми ногами. И большим животом. И…

Император ударил. Ногой по ножке стола.

И бросил раздражённо:

— Не выбраться! Представляешь?

Всхлипнул, борясь с подступающей истерикой.

— Слышишь? Слышишь меня, наивный глупец?! Я, император и протектор, не могу выбраться из этого проклятого леса! Здесь всё поменялось… Всё, совершенно всё — тропинки, овраги, завалы, пересохшие русла ручьёв! Здесь всё стало иным, незнакомым. Мне, понимаешь ли, совершенно не понятно теперь, как выбраться из этого места. И огонь…

Он потёр локоть и поморщился.

— Отчего-то начал жечь. Хотя раньше я не замечал за ним столько дурной и опасной для меня привычки. Отчего бы это, торговец? Похоже, вместо моего клиента боги прислали мне какого-то весьма достойного моей защиты грешника. А вот не могу тебя защитить… Быть может, это ты губишь меня? Это ты держишь меня в ловушке?

Кузьма затих под столом и старался дышать как можно тише.

— Болван, да ещё и лишённый памяти, — резюмировал Калигула.

И, подойдя к шкафу, раскрыл скрипучие дверцы, и вынул пузатую бутылочку синего, с искристым сапфировым отсветом, стекла.

— Вылезай, торговец, — гостеприимно предложил укрепившийся духом император. — Видно, погибать нам тут, так что выпьем на прощание… друг с другом. Как тебя там… запамятовал…

— Кузьма! — подсказал Кузьма.

И осторожно высунул голову.

— Бить не будешь? Очень я боюсь, когда бьют…