Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

— Не буду, — успокоил его император. — И вообще, тебе не меня бояться надо… Вылезай, торговец, отведаем фалернского! Кабанчика запечённого, с мятой, мёдом, с сильфием и уксусом ещё бы к столу подать, да увы, скромно всё тут, очень уж скромно. Вот беда какая — император гостя одним лишь вином угощает! Да уж хоть так… Вылезай, пугливый друг, от судьбы под столом не спрячешься.

Под вечер стало прохладно. По счастью, ветра не было и солнца до захода успело обсушить землю (что уж говорить об асфальте — тот и вовсе минут за десять высох).

Оттого влаги в воздухе было немного, сыростью не тянуло и даже поднявшийся вечерний ветерок простудой не грозил, а лишь слегка студил кожу, так что и незаметно было.

Давно проснувшийся Митя, изрядно подуставший за день, проведённый в парке, брёл, постукивая сандалиями, рядом с папой, цепко держась за руку. Изредка он украдкой поглядывал на маму, пытаясь определить, будут ли его всё-таки ругать на ночь глядя за дневные парковые похождения (многократное катание на карусели с сопутствующими мелкими хулиганскими выходками, сочинение дразнилок и публичные кривляния возле игровой площадки) и приходил к радостному для себя выводу, что, во-первых, настроение у мамы хорошее (а могло бы быть и иначе), и, во-вторых, мама очень и очень устала, а потому совсем не расположена к педагогическим экзерсисам (слов таких мудрёных Митя, конечно, не знал, но на своём понятийном уровне ситуация трактовал именно так, что вполне соответствовало объективной реальности).

Потому брёл он хоть и устало, но отнюдь не с опущенной головой, а скорее с гордо поднятой и даже пытался иногда что-то насвистывать. Со свистом, впрочем, ничего не получалось. Не научил пока Петька, хотя обещал. Сам-то он свистеть умеет, особенно когда голубей надо погонять. Вытащить турмана из голубятни, подбросит — и давай свистеть! Митя пока так не умеет. Он сквозь пальцы вообще свистеть не умеет, только губы в трубочку вытягивает.

Всё равно шипение какое-то получается.

— Митя, прекрати! — и мама несильно дёрнула его за рукав.

— Это песня такая! — возразил Митя.

Но объяснять, что песня именно такая и исполнять её надо только таким шипением — не стал, а стал смотреть на тёмное, почти уже ночное небо.

И, протянув руку, спросил:

— Это что?

— Звезда такая, — вяло отозвался отец, едва приподняв голову.

Катя, всмотревшись в усыпанную звёздами темноту, воскликнула восхищённо:

— Ой, а красиво как! Почему в августе звёзд всегда так много? Серёж, ответь!

— Созревают, — предположил Сергей.

И почувствовал как сын нетерпеливо теребит пальцами.

— Нет, а какая звезда?

Сергей, вздохнув, уточнил:

— Покажи…

И, остановившись, наклонился, чтобы лучше проследить за рукою сына.

— Вот эта! — уверенно сказал Митя.

И показал на яркую звезду в самой середине неба.

— Ну, эта… Звезда Малой Собаки… Или большого Медведя…

— Кого? — удивился сын.

Катя рассмеялась.

— Что ты ребёнку басни рассказываешь! Тоже мне, Иоганн Кеплер! Нет таких созвездий. Есть Большая Медведица, есть…

«Опять они о непонятном», — с грустью подумал Митя.

Выпростав ладонь из папиной руки, помахал на прощание так и оставшейся неузнанной звезде. И побрёл вслед за папой.

Уточнив:

— А далеко до дома?

Ответ на этот вопрос папа знал, поэтому ответил уверенно и точно:

— А вот до конца этого дома, а там за угол свернём, и твой детский сад виден будет. А от него до дома — сам знаешь, сколько.

— Пять минут, — заявил Митя.

И добавил:

— А я скоро в школу пойду!

— Пойдёшь, пойдёшь, — подтвердила мама.

Это прибавило ему хорошего настроения. В школу ему хотелось. Для садика он был уже староват (пять лет, как никак!), и всё там было знакомо (все деревья обследованы, так что и в индейцев играть уже не так интересно, да и песочницы изучены основательно — чего уж там нового найдёшь?). А школа — это совсем новый мир. Совсем, совсем новый и необычный.

Жалко, дошколят туда не пускают. Хотя Петька уже был на этом… подготовительном каком-то…

— А твоя мама была против нашего брака, — сказала Катя, зябко поёжившись от неожиданно резкого порыва ветра.

Сергей набросил ей на плечи пиджак.

Она запахнула полы, прикрывая живот.

— Против… Чем я ей не понравилась?

— Не преувеличивай…

Сергей положил ей руку на плечо.

— У мам вечно завышенные ожидания…

— И я им не соответствую? — уточнила Катя.

В голосе зазвучала обида.

— Моим завышенным — соответствуешь, — попытался успокоить Сергей.

— И не звонит давно, — продолжала обижаться Катя. — У Мити день рождения был… Позвонила, фыркнула в трубку… И сразу: «Внука позови!» А со мной поговорить? Я, между прочим, мать этого самого внука. И ничего… Вот такие вот беседы, всё время. Помнишь, весной у неё в гостях были? Так она…

Сергей зашаркал подошвами по асфальту.

— И не заглушай меня! — потребовала жена. — Когда поговорить, как не сейчас! Ты на работе всё время, я тоже…

— Что толку об этом говорить? — сбавив шум, сказал Сергей. — А твоя мама говорила: «Не выходи замуж за студента!» Я не студент уже четыре года, а она всё меня мальчишкой считает. Мы хоть не с родителями живём. А если б с ними?

— Да, помог дедушка с квартирой… — задумчиво произнесла Катя.

И, повернувшись, крикнула:

— Митя, почему отстал? Ну, что ты там нашёл?

Митя, согнувшийся над лужей, ответил коротко и значительно:

— Лягушку! Это заколдованный гном и его зовут…

Катя, развернувшись, подбежала к нему и схватила за руку.

— Лягушек нам дома не хватало! Тритонов ты уже таскал…

Митя понял, что с новым другом вышла осечка.

Пёс очнулся. Глаза он открыл не сразу, и не сразу вернулось к нему сознание.

Сначала была темнота и обрывки мыслей. Настолько бессвязные обрывки настолько глупых мыслей, что Пёс и ухватить-то их не мог. Суматошными, непрестанно верещащими и неуловимо-незримыми птицами летали, носились они в темноте, быть может, даже прыгали и скакали, да только никак их было не увидеть.

И раздражающее мельтешение это прекратилось лишь тогда, когда прошёл сквозь тьму алый, с синеватым отблеском, огненный поток и унёс суматошных птиц (а, может, и вовсе их спалил вместе с всем их глупым верещанием и прыжками).

Вслед за поток вернулась тьма, но тут же зелёные вспышки расцветили её — и стало уже не темно.

Услышал он голоса…

И важными, неторопливыми слонами заходили мысли хорошие, здравые. Вот только и их звучание разобрать Пёс долго не мог.

А Тукан с Плаксой, тем временем, скрутив его припасённой заранее для ловли опасный зверей цепью, готовили добычу к разделу.

Вот только Плакса что-то сомневалась всё время. И плакала.