Александр Уваров - Бардо дождя [СИ]

— Нехорошее это дело, псов ловить, — причитала она. — Совсем даже нехорошее, опасное очень. Откуда ты знаешь, что эти самые псы могут с нами сотворить? Мне синие демоны такого про них понарассказывали — я ж потом всю ночь заснуть не могла. Ох, неспокойна я, Тукан, неспокойна! Не к добру заловил ты его!

Тукан, подойдя ближе к спутнице, треснул её по затылку несильно, но чувствительно.

— А вот ежели я ещё раз как-нибудь узнаю, что ты тайком от меня к синим демонам на болото ходишь — шкуру твою худую с тебя спущу, — произнёс он внушительно.

И, наклонившись, покрутил ножом перед носом слегка побледневшей спутницы.

— Да я ничего, ничего…

И Плакса приложила ладони к груди.

— Вечерело вот, страшно было через лес идти. Вот краешком, болотцем…

— Спущу! — твёрдо пообещал Тукан и клацнул зубами. — Так и знай!

А потом, подойдя к связанному Псу, поставил на него ногу и осклабился торжествующе.

— Молодой ещё пёс! — провозгласил Тукан. — Наивный, глупый ещё… Не созрел пока, не прописался в мире нашем. Силы своей не ведает, через то смерть и примет.

И склонился на пленником. И моргнули ему добрые псиные глаза.

А потом Пёс заворчал глухо, но не зло, а так — недовольно.

Вздулись жилы под зеленой кожей — и с тихим звоном лопнула цепь, и разлетевшиеся обрывки больно ударили Тукана по ногам.

— Ой! — взвыл Тукан.

И отпрыгнул в сторону. Скрючившись, упал в захрустевший пустырный бурьян.

— Боо!

— Боо! — повторил за ним Пёс.

И улыбнулся.

— Говорила тебе — не трогай Пса! — возопила Плакса и, себя не помня от страха, со всей малой прытью своей побежала по полю, напрямик, как уж получится, пути не разбирая.

Больше падала, конечно, чем бежала — силы не те, да и ноги коротки, и те не держат.

А Пёс, подойдя к мычащему Тукану, схватил носатого за загривок и легко, без усилий, будто мешок с соломой, приподнял того высоко над землёй.

— А ведь я ему говорила — не трогай Пса!.. — долетел откуда-то издали слабый уже голос Плаксы.

Тукан, чьё горло сдавлено было когтистыми пальцами Пса, висел молча (сипел только изредка) и ждал смерти.

Впрочем, один раз он попытался кольнуть губителя ножом, но острие кожи псиной не пробило и даже не поцарапало.

Пёс руку ему сломал, и нож выпал на землю. Тукан при этом засипел особенно тонко и протяжно.

Ждать смерти пришлось недолго.

Пёс пальцами левой руки слегка сдавил ему череп и оторвал голову.

Тукан враз обмяк и горлом пустил фонтан жёлтой крови. Поначалу высокий, бьющий рывками, фонтан быстро иссяк, а потом и вовсе — стих.

Пёс, откусив от тукановой плоти, заворчал довольно.

Обгрыз до середины туловища и отбросил ставший быстро остывать труп.

Понюхал воздух — и, встав на четвереньки, быстрым хищным галопом поскакал по полю, вынюхивая след.

Плаксу он нашёл на самой окраине леса. Старушка так и не решилась спрятаться под деревьями или укрыться в непроглядной лесной чаще (впрочем, Пёс нашёл бы её и там). Она, сжавшись комком, сидела под кустом и молила синих демонов о помощи.

Молила по привычке, ибо знала, что демоны не помогут. Потому что сами боятся приходящих в этот мир откуда-то извне кровожадных чудовищ с зелёной кожей, серо-коричневой шерстью, псиной головой, великанским туловищем, длинными ногами болотного демона и сильными, без усилий рвущими плоть ручищами с длинными пальцами со стальными когтями.

Ой, боялись! Боялись все! Кроме этого, вечно голодного и жадного до чужого мяса Тукана.

«Съедим Пса, — говорил, — станем сильными! Никто нас обижать не посмеет!»

Стали вот, демон бы его забрал! Впрочем, забрал уже, наверное. Демоны падаль быстро забирают…

А теперь вот…

— Ой, не трогай бабушку, не трогай! — завопила Плакса и поглубже поползла под куст. — Ой, не трогай меня, не обижай убогую! Не надо! Караул!

Пёс ударом ноги выбил её из укрытия. И приподнял, схватив за ногу, с некоторым (забавном на собачьем лице) удивлением всматриваясь в перекошенное в непрерывном крике лицо.

И почувствовал, как на ногу ему капают слёзы.

— Не надо! Бабушка дорогу знает! В Землю Пожаров! Всем псам туда надо, я знаю! Ой, отпусти меня, не то по болоту пойдёшь! Утонешь! Шаба тебя спалит, в уголь превратит! Демоны сожрут! Зубастый перекусит! Ой, пусти!

Псу эти крики быстро надоели. Он разорвал Плаксу надвое. И сразу же отшвырнул. Но внутренности успели вывалиться, забрызгав ему ступни.

Он поднял с земли кровавый ком. Есть ему уже не хотелось. Отбросил.

И побежал — прочь от пустыря, обжитого проглотами-демонами.

В лес.

Без передышки он бежал долго, очень долго. Если бы в этом мире время мерялось на часы, то прошло бы их много. Никак не менее десяти. А Пёс всё бежал.

И нисколько не устал.

Питательна оказалась демонская плоть. А ещё… Чувствовал Пёс, что вживается он постепенно в этот мир, становится если не своим, то, по крайней мере, вполне терпимым и принимаемым повелителями здешнего королевства, движется в пространстве преисподней без прежних чрезмерных усилий, течёт вместе с воздухом, летит в месте с ветром и откуда-то извне или из глубин его собственной псиной души течёт мощный, неиссякающий поток энергии.

И уже отчасти знакомым кажется ему лес. И не смущает его, что в заболоченной чащобе — сплошной сухостой, пылящие и бросающие кольца дыма песчаные холмы и так много поджаренной невидимым в тучах солнцем серой травы.

И не удивляет, что подступившее неожиданно болото сплошь закрыто зыбким ковром бледно-лиловой, оплетающей ноги травы.

Болото!

Старик подпрыгнул — невысоко, на половины высоты голени. Охнул, приземлившись. Согнулся, схватившись за живот.

Дышал с присвистом, долгим хрипом. Восстановив дыхание, принялся вновь скакать и подпрыгивать, только теперь совсем уже невысоко, осторожно.

И, разойдясь не на шутку, затянул песню, такую несвязную и нарочито бессмысленную, в коей слова и фразы, имевшие хоть какое-то, пусть и весьма смутно понимаемое случайными слушателями значение (вроде «кафешантан аллон абзац!» и «гран муален беги не к нам!») сочетались с фразами совершенно уже не подлежащими никакому осознанному восприятию, что молодой спутник уличного певца, на краткий миг обретя частичное просветление рассудка, побледнел, огляделся по сторонам конфузливо и попятился назад, отходя подальше от буйного старичка.

Попятившись же, упёрся спиной в кирпичную стену, вздрогнул от кольнувшего в спину каменного холода, ударил себя кулаком по голове — и вновь утратил тонкую связь с блуждающим где-то в дальних мирах рассудком.

Старик же, получив по лицу от пробегавшего мимо по делам квартального смотрителя в новенькой серой форме (с такими, знаете ли, чудесными красными широкими лампасами и красно-синими нашивками на левом рукаве, и красно же синим шевроном на правом рукаве), сразу же умолк и танец свой прекратил.