Галина Тер-Микаэлян - На руинах

— Гм, — Авдиенко в некотором замешательстве почесал затылок, — что ж, на ваше усмотрение. Однако вернемся к мясокомбинату — пока суд да дело, в руки комиссии могут попасть кое-какие документы, которые хранятся на мясокомбинате, — в голосе подполковника слышалось напряжение, — а это крайне нежелательно.

Самсонов приподнял бровь.

— А что, если из-за внезапной болезни директора — сердечный приступ или еще там что-то, не дай бог, конечно, — ревизоры не смогут ознакомиться с содержимым его сейфа? Он ведь хранит всю документацию у себя в кабинете, не так ли?

— Предположим. Но у него есть секретарша, в экстремальных ситуациях она должна иметь доступ к сейфу начальника.

— Кажется у нее два внука? — небрежно спросил Самсонов. — Погода стоит прекрасная, почему бы ей на сегодня-завтра не взять отгулы и не побыть с детьми на даче? Может быть, нужно подготовить старшего мальчика к школе — ведь скоро начнутся занятия.

— Я этим займусь прямо сейчас, — понимающе кивнул Авдиенко и, торопливо поднявшись, посмотрел на дочь, — поедешь со мной, Тина, я тебя подброшу до прокуратуры.

— Извините, Никита Михайлович, — голос Самсонова звучал мягко, но твердо, — однако будет лучше, если Тина поедет и вернется обратно в моей машине. Сопровождать ее будут мои люди.

В глазах его таилась веселая и не совсем понятная Тине усмешка.

Она вернулась уже после полудня — около двух. Швырнув на стол сумку с видеоплеером, без сил рухнула на диван и закрыла глаза.

— Все. Искупалась в дерьме, никогда не забуду, но сделала, как ты хотел. Володина уже освободили, я с ним даже немного пообщалась. Обе комиссии, правда, пробудут на комбинате и в офисе кооператива до вечера — все будет выглядеть, как обычная проверка ревизоров.

— Я уже знаю, милая, спасибо, — сев рядом, Самсонов взял ее руку и поднес к губам.

— Все конфискованное у кооператива мясо будет ему возвращено, Баяндин пообещал это совершенно недвусмысленно. Боже, если б ты видел его лицо, когда… Нет, даже вспоминать не хочется!

— Не вспоминай — забудь, словно этого всего никогда не было.

Помотав головой, словно отгоняя неприятное видение, Тина глубоко вздохнула и выпрямилась.

— Да, еще Володин просил тебе передать: в кафе и рестораны комплекса Тихомирова он пока никаких поставок делать не будет — они будут закрыты до тех пор, пока не выяснится, что случилось с самим Тихомировым, и где он находится.

Самсонов кивнул.

— Что ж, мне и самому хотелось бы это знать. Ладно, подождем, пока все прояснится, не станем рисковать.

— Ах, Леня, мне так тошно от всего этого! В городе повсюду стоят очереди — вчера Баяндин выступал по местному радио и обещал, что на прилавках появится мясо, конфискованное у тех, «кто злоупотребил народным доверием». Люди ждут, они уже больше трех месяцев не отоваривали талоны, а теперь…

— Ничего не поделаешь, дорогая, — улыбнулся он, — так лучше для них же — пусть уже сейчас поймут, что от государства бесполезно чего-либо ждать, и все равно когда-нибудь придется покупать на рынке и по рыночным ценам.

Рассмеявшись, она потерлась головой о его плечо.

— Знаешь, мне безумно интересно тебя слушать — у тебя всегда на все есть готовый ответ.

— Да? — его бровь весело взлетела кверху. — Ну, раз интересно, то я буду говорить и говорить, пока тебе самой не надоест.

— Мне никогда не надоест, — лицо Тины вдруг стало серьезным, она, не мигая, посмотрела ему прямо в глаза, — мне хотелось бы слушать тебя до конца моей жизни.

Самсонов не стал притворяться, что не понял намека. Вздохнув, он отстранился от нее и, поднявшись с дивана, отошел к окну. Постоял немного, потом повернулся к Тине, и лицо его было виноватым.

— Я очень хорошо отношусь к тебе, Тина, но жениться не могу — на это есть причины.

— Другая женщина?

— Это в прошлом, хотя никуда от меня не ушло. Но мне не хочется вводить тебя в заблуждение, поэтому решай сама, как нам быть дальше.

На миг она печально поникла, но сразу же взяла себя в руки и, тряхнув волосами, беспечно ответила:

— Ладно, не бери в голову — раз не можешь, то пусть все остается так, как было раньше.

Вася Щербинин с детства обожал роботов. Он перечитал всю фантастику, какая имелась в районной библиотеке, и подчас изумлял приятелей и двоюродных братьев, цитируя им целые отрывки из Азимова или Брэдбери. Это убедило тетку в том, что у мальчика великолепная память, а с такой памятью, как она считала, следует быть юристом и никем больше.

Однако, проучившись два года на юридическом факультете, Вася затосковал и, в конце концов, не выдержал — рассорившись с теткой, забрал документы и поступил в политехнический.

Получив диплом, он вернулся в родной город — до гибели родителей вся их семья была прописана в однокомнатной квартире старой бабушки. Бабушка давно умерла, в квартире жили чужие люди, но Вася наивно полагал, что раз город забрал квартиру родителей, то должен дать ему взамен другую жилплощадь. Однако председатель исполкома Гориславский, к которому он пришел на прием, лишь замахал руками.

«Откуда я тебе возьму жилье?! Да и по закону тебе не положено — если б тебя в детдом взяли, а то ведь тетка опекунство оформила».

Вася разозлился.

«А квартиру у ребенка положено отнимать? Я маленький был, по какому праву меня из квартиры выписали? Вот подам в суд — пусть разбирается с вашим беззаконием».

«Правильно, — одобрил Гориславский, — в застойные времена было много случаев нарушения социалистической законности, это теперь у нас гласность и демократия. Но только у города сейчас квартир все равно нет, поэтому суд тебе вряд ли поможет. Тебя куда направили на работу — на наш мясокомбинат? Вот и хорошо — поработай, дадим тебе пока комнату в общежитии, а твой вопрос мы будем держать под контролем, не волнуйся. При первой же возможности…»

Комната в общежитии оказалась светлая и чистенькая, на этаже были все удобства, в подвале работал буфет. Кроме прогорклого печенья и чая цвета ослиной мочи там обычно ничего не продавали, но по субботам выносили столы и устраивали дискотеки. Со временем Вася так привык к своему новому жилью, что у него даже пропало желание добиваться отдельной квартиры, тем более что его всерьез увлекла работа.

На комбинате к нему относились неплохо и уважали — во-первых, ему легко и очень быстро удавалось разобраться во всех поломках и дефектах конструкций, во-вторых, он отремонтировал долго бездействовавшие электронные часы на проходной. В-третьих, именно ему, Васе Щербинину, пришла в голову спасительная мысль перемотать обмотки трансформаторов осветительных систем. В результате стало возможным использовать не дефицитные лампочки на 220 вольт, а старые, на 127, которых на складе было навалом. За эту мысль главный инженер Угаров с чувством потряс молодому специалисту Щербинину руку и пообещал дать ему три отгула.