Галина Тер-Микаэлян - На руинах

«Вы лучше моему рацпредложению ход дайте, — сказал Вася свойственным ему нагловатым тоном, — а то положили под сукно и держите, я вам его сто лет назад принес».

Угаров немного смутился и вспомнил: действительно, спустя два месяца после начала своей работы на мясокомбинате Щербинин принес оформленное рацпредложение, которое положили под сукно и благополучно про него забыли.

«Рассмотрим, обязательно рассмотрим, — бодро пообещал он. — А знаешь, что, Василий, я распоряжусь, чтобы тебе у вас в ремонтном цеху отвели место — экспериментальную площадку, так сказать. Конструируй там…гм… в свободное от работы время».

Легко сказать «в свободное от работы время»! Рабочий день Васи был загружен настолько, что у него не оставалось времени вздохнуть. Приходилось оставаться после работы, но в этом тоже было свое преимущество — никто не лез под руку и не интересовался, откуда Вася достает детали для своей конструкции. А доставал он их, естественно, разбирая оборудование, навалом валявшееся по всему комбинату. Кто-то его когда-то заказал, кто-то получил, кто-то отнес на склад, и годами пылилась там вся эта дорогостоящая импортная электроника — заброшенная, никому не нужная.

Золотой мечтой Васи Щербинина был робот — полностью автоматизированное компактное оборудование с программным управлением, которое по заданной программе от начала до конца разделывало бы тушу забитого животного.

Два года кропотливой работы дали результат — робот-разделочник был практически готов. Как раз накануне того дня, когда на мясокомбинат приехала комиссия, Вася провел последнее испытание. Успех превзошел его ожидания, ночью он беспрестанно просыпался от вновь возникавших в голове идей и утром, придя на комбинат, совершенно не заметил царившего вокруг оживления.

Народ на комбинате гудел, как пчелы в улье. Уже все знали, что самого утра директора увезли в больницу с сердечным приступом, а вскоре должна прибыть комиссия. Комментировали выступление прокурора Баяндина, накануне обещавшего по телевизору покончить с расхитителями народного добра, три контейнера с мясом, закупленным кооперативом Володина, были задержаны на проходной и отогнаны в сторону. Начальник ремонтного цеха, встретив Васю на проходной, накричал на него:

— Щербинин, ты, мать твою, что за бардак в цеху развел? Убери из ремонтного весь свой хлам, скоро комиссия приедет.

— У меня экспериментальная конструкция, куда я так сразу все уберу? — взвился Вася. — Мне Угаров разрешил там работать.

Начальник почесал себе затылок и вздохнул.

— Угаров велел за полчаса все цеха в порядок привести, чтоб никакого мусора — у нас пищевое производство. Если что, то с кого спросят? С меня, а не с тебя. Ладно, я придумал, давай так — ты возьми в гараже старый ГАЗ, загрузи на него весь свой мусор и куда-нибудь отгони — к своему общежитию, что ли. Поставь там во дворе, и пусть стоит, никто его не тронет. Только в цеху прибери, чтобы на полу после тебя ни винтика не осталось, ясно? Погоди, я тебе пропуск выпишу, чтобы ГАЗ с комбината выпустили. Да, вспомнил — в холодильном цеху рефрижератор барахлит, ты, как вернешься, посмотри, в чем там дело, они просили.

— За холодильный их механик Сидоров отвечает, — в конец разозлился Вася, — где он, кстати? Уже десятый час.

— Отнесись с пониманием, — миролюбиво сказал начальник, — женился ведь человек.

Действительно, пять дней назад Илья Сидоров из холодильного женился на работнице колбасного цеха Тоне Суховой, но Васе-то какое до того было дело? Он так и ответил:

— Мне до лампочки — на бракосочетание только три дня дают. Я за него пахать не буду — звоните в общежитие, пусть приходит.

Начальник в ответ лишь развел руками.

— Уже звонили, не дозвонились.

Он не лгал — кладовщица с утра звонила в общежитие, где жила молодая семья Сидоровых, но не дозвонилась. Телефон общежития был непрерывно занят — вахтерша тетя Феня обсуждала со своей приятельницей, табельщицей цеха первичной переработки, внезапную болезнь директора.

— Ладно, так я его сейчас сам разбужу, паразита! — сказав это, мрачный и недовольный жизнью Вася Щербинин разобрал своего робота на три части, а затем с помощью приятеля загрузил их в дышавший на ладан старенький ГАЗ, который обычно использовали для перевозки мелких грузов внутри комбината.

Сев за руль, он миновал проходную и осторожно повел машину вдоль дороги, но до общежития ему удалось добраться нескоро — минуты через три автомобиль чихнул и прочно встал на месте. Ругаясь и кляня все на свете, Вася вытащил из багажника инструменты и ринулся выяснять отношения со старичком ГАЗиком.

Пока он возился, хмурое небо расчистилось, и выглянувшее солнышко пригрело не по-осеннему жарко. Наконец машина вновь зафырчала и ожила. Потный и злой Вася на малой скорости довел злополучный ГАЗ до общежития, поставил его во дворе и бегом взлетел на пятый этаж — будить Сидорова.

Он громко постучал в комнату молодоженов и даже пару раз стукнул ногой по двери, но изнутри никто не откликнулся, хотя со стены и с потолка посыпалась штукатурка. Внезапно косяк треснул, замок выскочил из своей скважины, и Вася Щербинин вместе с дверью ввалился в семейное гнездо мирно почивавших Сидоровых.

Столь крепкий сон их был вполне естественен, если учесть все предыдущие события. Накануне супруги решили еще раз отметить с друзьями начало супружеской жизни и засиделись допоздна. Сам Илья Сидоров хранил не очень ясные воспоминания о последних минутах этого празднества. Помнил только чей-то звонкий смех — кажется, смеялась подружка жены Клава Шустова — и чье-то податливое теплое тело, по которому елозила его рука. В три часа ночи он проснулся в постели рядом со своей законной половиной, но когда у него возникло естественное желание воспользоваться супружескими правами, жена изо всех сил заехала ему локтем по глазу и со злостью прошипела:

«Иди — с Клавкой милуйся! Кобель несчастный!».

Ошарашенный Илья застонал от боли и отпрянул к стене. Тоня ждала дальнейших поползновений, но ничего такого не последовало — ее супруг, покорно притихнув, испуганно вжался в подушку. Глаз у него ныл и болел от удара, к тому же явственно ощущались последствия вчерашней попойки — начало мутить.

Не выдержав, он сполз с кровати и поплелся в конец коридора, где находился мужской туалет. Тоня крепилась, сколько могла, но долгое отсутствие супруга ее все же обеспокоило. Придя в туалет и увидев, что Илью рвет желчью, она была так напугана, что, простив ему подругу Клаву, помогла добраться до комнаты и с самоотверженностью, достойной жены декабриста, до утра отпаивала травяным настоем от похмелья — рецепт этого настоя в ее семье передавался из поколения в поколение по женской линии.