Семен Кирсанов - Т. 2. Фантастические поэмы и сказки

— Пойдем
глянцевитым путем,
пойдем-пойдем!

Губы
синеватым аргоном,
румбу
отбивая ступнёй,
Робот
танцует спокойно
с фрейлейн,
травинкой
степной…

Телевидящей
синькою
светит стекло,
и на инее
цинка
пальцев тепло…

Приемная зала стального картеля.
На глади паркета ракета луча.
С официальностями не канителя,
сам Шнайдер
с портфелем проходит, ворча.

Напрягся мозг
микрофарад,
контакт механик пробует.
В ноль пять начнется
смотр-парад,
приемка
новых Роботов.
Шпалером
стоят орденастые
представители
павшей династии.

Каски
шпиц —
генерал
оф-Битц,
Генеральный
штаб —
адмирал
фон-Папф,
с рекою-лентой
на груди
фельдмаршал
граф де-Бомбарди.

Тряся лицо —
чертеж машин
(проекты
мин и ядер) —
сам Шнайдер
примет строй машин,
шутливый,
старый Шнайдер.

И мимо пиджаков
пушка зимы светлей,
в Герленовых духах,
и в золоте затылок, —
прошла украдкой
леди Чатерлей
и у колонны жилистой
застыла.

Забыт лесник
(они давно расстались),
ей нужен
Робот
первобытных эр —
орангутанг
несокрушимой стали,
чья сила:
Е,
деленное на Р.

Повернулись головы.
Лорнетки у глаз.
Об пол
слитки
олова,
по лестнице
лязг…

Вдоль по рядам прокатился рокот,
дрогнули
люстры
в мелкую
дробь.
В зал — маршируют — за Роботом — Робот —
паркет
гололедицей —
ромб в ромб.

Идут ребята
страшных служб,
в дверях
отдавши
честь орлу.
А тени дам толпою луж
лежат на глянцевом полу.

— Рыцарской — — ротой — — железных сорок —
— Топорщась — —подагрой — кольчатых — лап, —
— Корпус — —пружинит — на плотных — рессорах —
— Свет — — тиратронов — — кварцевых — ламп. —

— На каждом — — Роботе — надпись — «Проба», —
— Лбов — — цилиндрических — свет — —и сверк —
— Панцири — —в глянце — —Робот — в Робот, —
— Радиоскопами — — —смотрят — — —вверх. —

— Сто-ой! —
(ударили тяжкой стопой).
А белая леди
мечтает о встрече!
«Когда ж
я увижусь,
о Робот, с тобой,
чтоб тронуть железо
и вздрогнуть,
и лечь, и
щекой ощутить
ферросплавные плечи.

Захочу,
заведу,
и нежный
гагачий
в пастушью
дуду
запоет,
догадчив,
склонившись
антенной,
он чудный,
он тенор…»

Она видала видики,
но жить с живыми стало впроголодь,
и лапу
лучшей в мире выделки
рукою замшевой потрогала.

Каждый — — Робот — — проверен — — и вышколен,
Х-образная — — — грудь — — — широка, — —
№ и серию
вписывая
в книжку,
Шнайдер
обходит
строй сорока.

— Мерцает — — утроба — — кишечником — —трубок,
— шарниры — — колесики — — — ролики — — стук.
— Напра — — во, ать — два — — повернулись — угрюмо
— светло-зеркальные — — — сорок — — — — штук.

— Дайте-ка
общий выдох и вдох! —
кинул механику
роботов бог,
и разом
сорок резиновых легких
охнули в хоботы: «Хайль! Гох!»

А леди мечтает:
«Захочу — научу,
и Робот, грубый,
жестокий такой,
повалит меня
дивану в парчу
душить
ревнующей рукой.
И после,
блестя синевой под утро,
сентиментальный Робот
оперным тембром
гудит в репродуктор:
„Твой
до гроба…“»

А Шнайдер,
рукой оттопырив ухо:
«Вот этот вздохнул
немножечко глухо!» —
сказал и обмер,
дорожка по коже,
как будто паук
пробежал рукавом, —
грустно стоит
на других непохожий
Робот
номер сороковой.

Пульсирует веною,
странный что-то,
что-то неверное
в низких частотах.
Сгорбился Робот,
вымолвить силится,
не может ожить,
и стрелка на «стоп»,
и около рта
морщинка извилистая
(может — небрежность,
а может — скорбь…).

Светится в прорезях
лампа сквозная,
и чудится Шнайдеру —
он по-людски
смотрит презрительно:
«Я тебя знаю…» —
и тихо пульсируют
сталью виски.

Завитковый
соленоид
зеленеет
локоном,
и лицо его
стальное
худобою
вогнуто.

По резине
глянцевой
у немого
рта
тонко
жилка тянется,
будто
доброта.

И Шнайдеру страшно:
— Выгнать!
Испорчен! —
Отходит под стражей
к Роботам
прочим…

Повернули тумблер
в латах,
между глаз —
вынули
аккумулятор,
свет погас.

Ни тепла,
ни рокота,
ничего
особенного:
вон выносят Робота
забракованного.

Уже —
ни стихов,
ни пенья,
ни гуда,—
и, отражая мерцание звезд,
цельностальное
зеркальное чудо
«Бюссинг» повез.

Зал гремит от топота:
что ни шаг —
залп!
Тридцать девять Роботов
покидают
зал.

Сплавом стали с ко́бальтом
клещи
свисли.
Тридцать девять Роботов
на работу
вышли.

Чтоб парламент пеплом вытлел,
рейхстаг
сжечь.
В Спорт-Паласе черный Гитлер
держит
речь.

Блещут фонодугами
никельного
сверка,
зашагали слугами
Гуго —
Гугенберга.

Пролетает морем синим
пылью
пар,
облит синим керосином
Фили —
ппар [5] «Жорж Филиппар» — Французский лайнер погиб от пожара в Аравийском море(16 мая 1932 года). Число жертв составило около 100 человек. .

Черной свастикой железо
на
щеке,
страшной цепью танки лезут
на
Же-Хе.

Отливает маслом потным
морды
сталь —
глядя дулом пулеметным,
Робот
встал.

Среди старья —
развинчен
и разверчен,
развороченный,
как труп,
кошмар, —
забракованный
за нечто
человечье,
Робот,
брошенный,
лежит плашмя.

Робот мертв.
Ржавеют валики.
Ненужный Робот
в грязном стоке
под грудой жести
спит на свалке.
На нем цветет
узором окись…

Кто б
знал!..
Вороны,
каркая,
над свалкой пролетали,
и мимо —
так как пищи не увидели.
А мелкие,
блестящие детали
раскрали
юные радиолюбители.

Медь зеленеет
и пятнится,
как
осенний мох
под палою березою.
И чудный панцирь
разъедает рак,
железный Cancer —
трупная коррозия…

Осколки ламп
раскинуты пинком,
и руки врозь,
забывшие о жесте…
Спи, Робот,
спи,
прикрытый,
как венком,
обрезками
консервной
жести!

Запахом пороха
воздух тронут.
У пулеметов
лежим по два.
Траншеями изморщинен фронт.
Высота 102.