Александр Чернобук - Ангел Украины

— Коммерческий подход убивает некоммерческие институты. Это факт. У экономики есть свои законы. На рынке выживает тот, чья продукция приносит больше выгоды. Априори. А толкать человека вниз всегда выгодней, чем тянуть вверх. Такая экономика, нацеленная не на благо страны, а ориентированная на голую прибыль, превращается в пылесос, высасывающий из общества все соки. Отсюда и до гибели государства два шага. В этом ты недалек от истины, — пока я набирал в грудь воздуха и переводил дыхание, вкрадчиво вставил, крайне внимательно слушающий мой затянувшийся монолог дядя Грач. — А вот насчет сегодняшних украинских политиков, управленцев и прочих, отвечающих за страну людей при реальной власти: неужели они действительно вот так вот все… — он задумался, пытаясь подобрать слово. Видимо в своем словарном запасе в рамках нормативной лексики ему определение найти не удалось, поэтому он переиначил вопрос. — Такие, как ты описал?

— Бесспорно, есть и иные: нормальные, честные, порядочные, — кивнул с готовностью и пониманием я, — но их у руля власти практически нет. Прорваться с такими качествами наверх крайне сложно. А если и получается у некоторых подняться по лесенке и не растерять по дороге свой внутренний мир, то там им бедным приходится постоянно вертеться между двух огней. Законами, по которым существует система, и своей внутренней моралью. А это бой нешуточный, смертельный, можно сказать. На уничтожение одного из двух названных факторов. У большинства честность и порядочность уже безоговорочно капитулировала перед объективными реалиями суровых законов существования сегодняшнего украинского общества. Нельзя валяться в грязи и быть чистым! Не получится. Во всяком случае, дано единицам, только избранным.

— М-да! Двум богам служить нельзя, — глубокомысленно протянул собеседник. — Люди всегда, во все времена выполняют правила, которые диктует система. Поменяй систему — изменятся люди. Кто определяет правила игры, тот и руководит поведением игроков.

— Вот-вот, и я о том же! А правила у нас в государстве диктует политическая элита нашего общества. Так называемая… Она же, как это ни печально, задает стандарты поведения. И что мы имеем в результате? Выставляемая повсеместно напоказ аморальность стала символом веры. Во всех институциях, во всех ветвях власти. Хамство стало основным моральным принципом нашей эпохи. Иначе говоря, хамство стало кратчайшим путем к власти и, как следствие, к материальным благам. Стань скотом, влейся в одну из клик, паразитирующих на истекающем кровью теле народа, и ты будешь преуспевающим, известным и уважаемым человеком. Кричи громко и правильно, а темы решай быстро и выгодно. Таковы системы координат в мире наших духовных, точнее сказать, бездуховных ценностей. Это ставит нормальных людей в тупик, бьет наповал. Народ живет в состоянии шока, ничего не понимая. Подлинные документы о хищениях и коррупции власть имущих публикуются в средствах массовой информации, «подвиги» крупных деятелей даже издаются отдельными книгами — абсолютно без всяких последствий. В ответ только глумливый издевательский смех. Эта наглость и есть мощнейший инструмент воздействия на сознание. Все смешалось. Что есть добро? Что есть зло? Где варварство? Где цивилизация? Куда идти? Бескорыстный патриотизм, не дающий карьерного роста и сиюминутного материального результата, уже считается идиотизмом. Молодежь воспринимает этот ужас за норму поведения, собирается дружно строить общество потребления и путает прагматизм с патриотизмом…

— Смешно, конечно, бороться за все хорошее против всего плохого, не разобравшись прежде, что же собственно сегодня в Украине понимается под плохим и что под хорошим, — усмехнулся дядя Грач и озабоченно посмотрел по сторонам, словно что-то потерял.

— Именно, — с жаром подхватил я. — Куда мы должны вести подрастающее поколение? Как консолидировать этот народ? Ведь нам досталось в наследство очень непростое… Мы… Нам…

Я потерял мысль и сбился, потому что мой собутыльник не найдя того, что искал вокруг, взял полную бутылку просто из воздуха, как в прошлый раз свою шляпу. Ловко шлепнув ладонью по донышку, вышиб пробку и одним движением разлил водку в материализовавшиеся в другой руке хрустальные рюмки средних размеров с причудливыми узорами:

— Я, конечно, не ханжа, но пить из пластмассы как-то… Вы меня, Сергей, простите. Так, на мой взгляд, будет, как минимум, не хуже. Хотя если будете настаивать… — он повел взглядом в сторону купленных мною в круглосуточном магазине стаканчиков.

— Нет. Не имею ничего против, — появление бутылки и рюмок меня уже особо не удивило, но напомнило всю неразъясненность текущего момента, — сервис что надо. Я в восхищении. Однако, мы увлеклись болезненной для меня темой. Она бесконечна. Отложим на время. Вы собственно кто? — снова перешел на «Вы». — Фокусник?

— Я-то? — он протянул мне рюмку. Скривил губы, закатил глаза, изображая озадаченность и размышления. — Нет, не фокусник. Скорее путешественник. Да, пожалуй, путешественник. Подойдет такой ответ?

— Водка подойдет, — выпив холодный сорокаградусный напиток отменного качества, ответил я и, прищурив глаз, смерил собеседника оком. Он приосанился и даже поправил галстук. — Не скажешь?

— Во всяком случае, не сейчас, — дядя Грач задумался. — А потом и спрашивать не станешь, сам все поймешь.

— «Я часть той силы, что вечно хочет зла и постоянно совершает благо?» — иронично продекламировал я. — Пока путешественник? Что ж, пусть будет путешественник.

— Пусть будет путешественник, — повторил дядя Грач, придал лицу нейтральное выражение и опустил плечи.

— А путь держим: оттуда, — я махнул рукой с пустой рюмкой в одну сторону и сразу же в другую, — туда.

— Если сильно упрощенно, то можно сказать и так.

— Ладно, пропустим. Что там насчет прощенной тавтологии о переломных моментах в моей жизни? «О самом переломном» — кажется, Вы так выразились. Как-то мы отвлеклись от этой темы. А мне, понятно, интересно, — решил напомнить я начало нашего разговора.

— Ты тут рассказывал о книге, которую хотел написать. «После революции, в среду». Идея очень интересная, хорошая. И вещь получилась бы у тебя достойная, но…

— Ничего я Вам не говорил, — дошло до меня.

— Ну не говорил. Думал. Какая разница? — он передернул плечами. — Не суть важно. Так вот книгой, Сергей, даже такой, тут не поможешь. Действительно, время простых решений упущено, уже поздно.

— А чем поможешь? — грубее, чем следовало, сбитый с толку, спросил я. Когда я размышлял о книге, его здесь точно не было: ни тушкой, ни чучелом, ни грачом, ни дядей. И мягче, сглаживая бестактность, поинтересовался. — Вам известно?