Кортни Коул - Ноктэ [litres]

– Я подумал, что тебе можно предложить что-то покрепче лимонада.

Дэр становится спокойнее и делает большой глоток.

– Спасибо.

Когда Дэр вытирает губы одной из пораненных рук, отец роняет взгляд на его повреждения, но предпочитает ничего не говорить.

Странно, насколько все происходящее естественно и привычно, несмотря на израненные кулаки Дэра. Все предпочитают просто не обращать внимания.

– Давай попробуем найти аптечку, – предлагаю я.

Он кивает и ставит свою бутылку с пивом на стол, а отец направляется на кухню.

– Крабы будут готовы к пяти, – сообщает он.

– Нам лучше поторопиться, – говорю я юноше, указывая на коридор.

Мы проходим мимо смотровых залов и гостиной, и меня удивляет, что мой гость не отмечает запах, всегда наполняющий похоронное бюро.

Тихо минуя длинный коридор, ведущий в подвал, я аккуратно подталкиваю его к скамье рядом со входом в комнату для бальзамирования.

– Скоро вернусь, – предупреждаю я.

Толкаю от себя дверь, не обращая внимания на смену температуры, из-за которой я вся покрываюсь мурашками от макушки до пяток. Я также стараюсь не думать о том, почему здесь так холодно. Холод = смерть. Эта формула уже давно отпечаталась у меня в голове. По этой причине мне хотелось бы переехать куда-нибудь в тропики. Потому что тепло = жизнь.

Я ныряю в кабинет, чтобы взять марлю и пластырь. Из-за шума я не замечаю, как Дэр входит в комнату. Я обнаруживаю его присутствие, только когда он начинает говорить, стоя прямо за моей спиной, от чего я буквально подпрыгиваю на месте.

– Ну, здесь не так уж страшно, – заключает он. Его сдержанный голос подобен грому в абсолютной тишине помещения.

Я резко поворачиваюсь на месте, мое сердце отбивает барабанную дробь.

– Прости, – произносит он, приподняв руки в воздух. – Не хотел тебя напугать.

– Все в порядке, – отвечаю я, – просто не ожидала услышать голос живого человека.

Он кивает, а его губы вздрагивают, словно он готов рассмеяться.

– Да, я полагаю, его здесь не так часто услышишь.

Я киваю в ответ, все еще желая утихомирить свое сердце, и сгребаю все нужные медикаменты.

Дэр медленно следует за мной, по пути разглядывая колонну охлаждающих жидкостей, металлические столы посреди комнаты, стерильные стены, вслушиваясь в запах, напоминающий больницу.

– Здесь жутковато, – констатирует он, стараясь сфокусировать взгляд на двери. – Не представляю, как твой отец занимается всем этим.

– И я. Ненавижу заходить сюда. Последний раз была здесь, когда сюда привезли маму, – рассказываю я, вытаскивая его за руку в коридор.

Она была в мешке, покрытая сверху черной холщовой тканью. Мне казалось, что я должна быть с ней и держать ее за руку, чтобы она не оставалась одна. Но это ощущение продлилось лишь несколько минут, пока застежка не открыла ее лицо, шею и грудь. Тогда я увидела желтую футболку, побагровевшую от крови. Я моментально, словно пуля, сбежала отсюда.

Я обрабатываю ватным тампоном, смоченным в йоде, костяшки его пальцев, но он даже не вздрагивает.

– Но ведь твоему отцу не пришлось все это проделывать с твоей мамой?

Голос обрывается, когда до него доходит, насколько это болезненная тема.

Я тяжело сглатываю.

– На самом деле пришлось. Не представляю, как он справился. Но папа сказал, что не сможет никому доверить заботу о ней. Не знаю, какое это имело значение. Во всяком случае, гроб был закрытый.

Моя грудная клетка судорожно сжимается, и я нервно барабаню ватным тампоном по костяшкам пальцев Дэра, а затем туго заматываю его руки бинтом.

Он пристально смотрит мне в глаза.

– Прости. Не подумал, когда спрашивал. Я почти никогда не бываю так неловок в словах.

Я встряхиваю головой.

– Все в порядке.

Он внимательно наблюдает за моими руками, ловко скручивающими бинты вокруг его ладоней.

– Не буду спрашивать, где ты так хорошо научилась это делать.

Мне остается лишь улыбнуться.

– Природная смекалка. Плюс всегда приятно обрабатывать раны на живом теле.

Дэр немного напрягается, от чего мне становится смешно.

– Шутка. Я не работаю с трупами. Никогда.

Он с облегчением выдыхает, а я улыбаюсь и убираю медикаменты на место. Когда я снова оборачиваюсь, Дэр проводит пальцем по стальной двери холодильной камеры.

– Там что-то… Я хотел сказать, есть ли там кто-то внутри? – в его голосе слышна нотка тревоги.

Я киваю.

– Да, скорее всего, там есть одно тело.

Дэр поднимает одну бровь.

– И ты действительно спокойно спишь с ними под одной крышей?

Я только пожимаю плечами.

– Мне никогда не доводилось жить по-другому. Отец заведовал похоронным бюро еще до моего рождения. Надо мной из-за этого много шутили в школе. Девчонка из похоронного бюро . Так меня называли.

Не знаю, зачем я это сказала, и, видимо, Дэр тоже, потому что юноша внимательно изучает меня взглядом.

– Почему они это делали? Ты же не выбирала профессию своего отца.

– Не знаю. Кто тебе скажет, почему дети делают то, что они делают. Они могут быть жестокими. Но я как-то выжила. И Финн тоже. Они подшучивали над его ментальным расстройством.

Дэр смотрит на меня пронзительным темным взглядом.

– Значит, пока вы оба росли, вы были единственными товарищами друг для друга? – произносит он медленно. – Тогда неудивительно, что вы так близки.

Я киваю.

– Да, это расставляет все точки над i.

– Так вот почему ты была так расстроена той ночью на пляже. Потому что ты боишься отделиться от Финна, – голос Дэра звучит очень спокойно, неспешно и уверенно.

Его слова рождают волну комфорта внутри меня. Я киваю ему в ответ.

– Да.

– Теперь мне все понятно, – говорит он. – Что с твоим братом? Ты сказала, что он…

– Сумасшедший, – перебиваю его я. – Хотя я не должна так называть Финна. Это неподходящее слово. Просто у него ментальное расстройство. Он находится под наблюдением врачей.

Я слышу свой голос, рассказывающий Дэру о моем брате, и невольно вздрагиваю.

– В любом случае он не способен никому навредить, – добавляю я. – Ты можешь мне верить.

– Я верю тебе, – отвечает Дэр, его глаза искрятся.

Эти слова заставляют мое сердце биться в бешеном ритме. Не знаю, почему это происходит. Не то чтобы другие люди мне не верили. Папа, Финн. Когда мама была жива, она никогда не ставила мои слова под сомнение. Но слышать, что мне доверяет Дэр, – в этом было что-то очень личное. Словно эти слова, слетающие с его языка, предназначены только для меня. Мне это нравится.

– Готов садиться за стол? – удается мне задать вопрос спокойным голосом.

Дэр кивает, и мы поднимаемся в столовую. Когда он подставляет стул для меня, я чуть ли не падаю в обморок.

Звук хрустящих крабовых ножек наполняет комнату вместе с душистым запахом морепродуктов. От этого мой желудок урчит, словно собака Павлова, узревшая капающее масло. Рядом со мной Дэр уплетает своего краба, как профессиональный гурман.