Кортни Коул - Ноктэ [litres]

Я оставляю машину на заброшенной парковке, между полустертыми оранжевыми буквами и морем опустевших аттракционов.

– Родители часто привозили нас с Финном сюда, когда мы были детьми, – объясняю я. – Но у владельца появились проблемы с налогами, и всего за одну ночь это место закрылось, а потом стало заброшенным.

Дэр оглядывается по сторонам, озирается на черную парковочную полосу, потемневшие ворота и покосившееся колесо обозрения, нависшее над перегороженным горизонтом. Его тонкие белые прутья, словно скелет, выделяются на фоне чернеющего ночного неба.

– Так что, ты просто приезжаешь сюда и сидишь на пустой парковке? – подшучивает надо мной он, его лицо ничего не выражает.

Я усмехаюсь.

– Нет. Нам удалось найти вход в сам парк только некоторое время назад.

Дэр ухмыляется, и осознание растекается по его лицу.

– А, так это взлом и проникновение! Вы были маленькими разбойниками.

Я снова смеюсь.

– Полагаю, ты впервые участвуешь в подобном?

Я открываю дверцу, и скрип распространяется эхом сквозь темноту, потому что больше в округе не слышно других звуков. Складывается впечатление, что мы оказались на краю света, в полном одиночестве, и стоит оступиться – мы перевалимся через эту четко очерченную границу.

– Все в порядке, – кричу я через плечо, направляясь в сторону парка. – Владелец нас не поймает. Я слышала, что он уехал за границу, поэтому ему все равно, кто вторгается на территорию парка по ночам. Мы не первые, не мы же и последние.

Я чувствую Дэра позади себя, так близко, что отчетливо слышу запах его одеколона, пока мы идем вдоль ограды. Наконец, я нахожу то, что искала… Мы оказываемся перед неровной дырой в стене, которую кто-то вырубил много лет назад. По размеру она как раз позволяет пролезть одному человеку.

Я протискиваюсь в нее, и Дэр без колебаний следует за мной. Мысль о том, что он безоговорочно мне доверяет, порождает тепло внутри живота. А ведь он едва меня знает.

Но когда я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему, пристально вглядываясь в его прекрасное лицо, ответный взгляд заставляет меня таять. Потому что он хочет узнать меня. Это совершенно ясно.

Я тяжело сглатываю и снова поворачиваюсь к нему спиной, переключая внимание на сцену впереди.

Центральная аллея пустая, темная и абсолютно заброшенная, как будто переместилась в этот мир из фильма ужасов. Ряды с ярмарочными играми расположились по сторонам от нас. Мы ловим на себе взгляды ужасных клоунов. В машинках, краска на которых частично облупилась, уже давно не сидел ни один ребенок. И страшная картинка на ларьке с «Прибей крота» взирает на нас глазками размером с бусинку.

Мусор болтается на ветру, как бумажное перекати-поле, на некоторых зданиях начертаны граффити: материальное доказательство того, что мы здесь точно не первые. «ОБЕРНИСЬ», – гласят витиеватые красно-черные буквы. «СДОХНИ», – приказывает флуоресцентная оранжевая надпись снизу от предыдущей. А в самом низу нагоняющим ужас, зловещим шрифтом и пугающей белой краской написано: «СМЕРТЬ ПРИДЕТ КО ВСЕМ». Я не утруждаю себя рассказом о том, что эта фраза принадлежит руке моего брата.

– Любопытно, – протягивает Дэр, поворачиваясь вокруг своей оси. – Но я бы не сказал, что здесь страшнее, чем в похоронном бюро.

– Ну, может, потому, что это не совсем то место, которое я хотела тебе показать? – зловеще шепчу я.

Он с любопытством смотрит на меня сверху вниз.

– Что ж. Всегда готов, – заявляет он. – Веди.

Смеюсь над его голосом, полным инициативы и все еще крайне сексуальным с этим его акцентом, без каких-либо размышлений нахожу его руку в темноте и захватываю ее своей. Я почти вздрагиваю от этого прикосновения, от ощущения его теплых и сильных пальцев. Он удивлен, но не сопротивляется. Вместо этого он мягко сжимает мою ладонь, очень нежно, и я веду его за собой, наслаждаясь мыслью, что прикасаюсь к нему прямо сейчас.

Я держу за руку Дэра Дюбрэя.

Мы минуем середину центральной аллеи, которая кажется мертвой, проходим мимо прудика с гниющими лодками, покачивающимися в мрачном затоне, под названием «Старая Мельница», мимо печально повисших качелей, цепи которых скрипят от малейшего дуновения ветра, мимо автодрома с искореженными машинками.

Я останавливаюсь перед Ноктэ, аналогом похоронного бюро в «Стране веселья», а если более точно – комнатой ужасов.

Дэр читает надпись на темной вывеске, черные буквы словно стекают вниз подобно каплям крови.

– Ноктэ. Ха!

Я киваю.

– Это означает «В ночи» на латыни. Финн любил это место. Я думаю, тогда и родилась его любовь к этому языку.

Я предпочитаю не рассказывать о своей теории, согласно которой Финн питает особую любовь к этому месту, потому что здесь все настолько неестественное, что даже он чувствует себя абсолютно адекватным. Поэтому мы ходим сюда до сих пор. Эффект остается прежним, или даже становится более мощным. Атмосфера заброшенности делает ощущение ужаса более реальным. Поэтому, когда Финн оказывается в этом помещении, он чувствует себя самым нормальным, после меня.

Мы с Дэром разглядываем тележку для посетителей комнаты страха, покачивающуюся у стены. Кажется, что она вот-вот упадет на наши головы. В некоторых окнах разбиты стекла, и они словно подмигивают нам своими пустыми глазницами. Растения огибают рельсы, по которым раньше двигалась тележка, плакучие ивы склонили над ними свои кроны, формируя навес и создавая нечто вроде тенистой дорожки.

Дэр бросает взгляд на меня.

– Вынужден согласиться. Это действительно жутко.

Я улыбаюсь, невзирая на то, что мурашки пробегают по моей спине.

– Ты еще ничего не видел.

Я тяну его за руку, и мы садимся в тележку.

– Когда здесь все работало, призраки и зомби выскакивали на нас со всех сторон, пока мы двигались по рельсам. Они пугали нас и приказывали обернуться. – Я останавливаюсь, чтобы понаблюдать за его реакцией. – Ты хочешь посмотреть назад, Дэр?

Своим голосом я бросаю ему вызов, но в то же время в нем точно есть нотка интриги, и он слышит это. Он смотрит на меня, ухмыляясь.

– Не в этой жизни. – Лунный свет льется прямо на него, освещая темную щетину на подбородке и стекая с кончиков его волос.

На секунду кажется, что он весь сияет, и я еле сдерживаю желание прикоснуться к его лицу.

Я лишь улыбаюсь ему.

– Так давай сделаем это.

Мы поднимаемся по скрипучим ступеням крыльца, шагаем по старым паркетным доскам, а затем поворачиваем латунную дверную ручку. Дэр бесстрашно переступает через порог.

– Куда дальше? – спрашивает он, поворачиваясь ко мне.

Я достаю из кармана фонарик и освещаю им уже ставшее знакомым фойе. Красный бархат покрывает стены, напоминая льющиеся сверху потоки крови. Вокруг пахнет плесенью, воздух спертый и пыльный.