Кортни Коул - Ноктэ [litres]

Определенно, он ел их раньше. Я наблюдаю, как он мастерски разламывает ножку, а затем достает оттуда мясо одним искусным движением. Большинство людей не справляются с разделкой крабов, когда едят их впервые.

– Итак, где ты живешь, Дэр? – спокойно и как бы между делом спрашивает отец, откусывая край бисквитного хлеба, однако его голос звучит отнюдь не спокойно.

Я эксперт в распознавании настроений папы по мельчайшим интонациям, Финн тоже, а вот Дэр знает его не так хорошо, поэтому он не догадывается, что отец прощупывает его, пытается выведать информацию.

– Моя семья не из Кента. Они живут в английской деревушке в Сассексе, – Дэр с легкостью справляется.

Вероятно, я вообразила этот вопрос сложным, но по его глазам видно, что он способен при случае отстоять себя.

– О! – восклицает отец, приподнимая одну бровь. – Далеко от дома тебя занесло, парень! Как ты оказался на Тихоокеанском побережье?

Я вся превращаюсь во внимание, благодарная папе за то, что мне не пришлось об этом спрашивать, потому что каждый мой вопрос на вес золота.

Дэр отвечает вежливой улыбкой.

– Просто приехал сюда пожить. Америка прекрасна, особенно эти места, – он умело уворачивается от настоящего вопроса, для всех нас это очевидно.

Но никто из нас не может придумать ни одного вежливого способа попросить разъяснить детали.

Хрум. Отец разламывает следующую крабовую ножку.

– Подозреваю, ты привык к дождям, раз ты из Сассекса. Моя жена выросла в Англии. Поэтому она никогда не возражала против дождливой погоды.

Дэр кивает.

– Да, я к ним привык.

За столом воцаряется молчание, и какое-то время все просто едят, хотя у отца буквально на лице написано, что он хотел бы задать еще множество вопросов.

– Тебе же есть двадцать один? – спрашивает он, глядя, как Дэр делает глоток пива. – Я бы не хотел быть соучастником каких-либо правонарушений.

Он преподносит это все в виде шутки, но я вижу, что на самом деле в своем вопросе он вполне серьезен. Дэр улыбается в ответ.

– Мне ровно двадцать один год.

Я знала. В нем гораздо больше от мужчины, чем от мальчика. Возможно, даже больше, чем могут сказать о нем его биологические годы. Его глаза гораздо старше двадцати одного. Он многое повидал. Могу ручаться за это. Но что именно – это уже вопрос.

Пока мы едим, я наблюдаю, как умело он разделывает еще одного краба и пробует его мясо, не создавая при этом никакого беспорядка. Он справляется с четырьмя, в то время как я всего с двумя.

– А лобстеры тебе нравятся? – спрашиваю я еще через пару минут. – Мне кажется, тебе нравится крабовое мясо.

Дэр озаряет меня ослепительной улыбкой.

– Да, я люблю лобстеров. Впрочем, мне по вкусу любые ракообразные.

– И мне, – говорю я.

Мы продолжаем ужинать под звуки хруста.

Внезапно я поворачиваюсь к отцу.

– С Финном все хорошо?

Папа неспешно кивает.

– Да. Уверен в этом.

Внезапно все для меня обретает некий устрашающий смысл: подозрительная тишина в доме (который по факту является мавзолеем), напряженность моего отца, странное отсутствие Финна… Все это душит меня, и я делаю глубокий вдох.

Дэр смотрит на меня, его глаза так пугающе темны.

– Ты в порядке?

Я киваю.

– Да. Я просто… беспокоюсь. Ну знаешь, как когда тебе сложно было поверить, что есть места пострашнее этого?

Я вижу, как в его глазах начинают играть огоньки заинтересованности.

– Да.

Я улыбаюсь.

– Хочешь увидеть его сегодня?

Мой отец легонько кашляет.

– Калла, не уверен, что сегодня лучшее время для этого. Темно, ты можешь упасть и пораниться.

Я закатываю глаза.

– Пап, мы с Финном были там сотню раз. Все будет хорошо.

Я бросаю взгляд на Дэра.

– Тебе решать.

Он ухмыляется.

– Когда я говорил «нет» приключениям?

Из своего окна я наблюдаю, как они покидают дом, и тьма с улицы, подобная густым потокам крови, заливается в мою комнату, в мое сердце, сливается с моей собственной кровью.

ОтпустиЕеОтпустиЕеОтпустиЕе .

Я сглатываю слова ненависти, глядя, как моя сестра садится в машину вместе с ним. Желчь ползет вверх по горлу, потому что это моя сестра, она только моя, а дистанцироваться от нее – это последняя вещь в моем списке. Но в то же время это единственное, что я могу предпринять.

Делай Должное.

В моей голове звучит мой собственный голос. Наконец-то. Он прорывается сквозь безумие, сквозь другие голоса и слова.

Мне нужно делать то, что должно.

То, что должно.

Что должно.

СохраниСвойСекрет .

Другие голоса возвращаются вновь, не позволяя о них забыть, насвистывая и нашептывая.

Мой секрет.

Все возвращается на круги своя.

Всегда.

Что бы ни происходило.

Дэр раскинулся на пассажирском сиденье, захватив все пространство рядом со мной. Я сворачиваю на дорогу, и машина начинает двигаться вниз. Я даже не смотрю на крест рядом с местом гибели моей матери, когда мы проезжаем мимо. И несмотря на то, что Дэр явно заметил его и удивился, он ничего не спрашивает.

– Так куда именно мы едем? – произносит он со своим чертовски сексуальным акцентом, когда машина сворачивает на шоссе.

Я бросаю на него быстрый взгляд и улыбаюсь.

– А ты боишься?

Он встряхивает головой, закатывая темные глаза.

– Не то чтобы слишком. Ведь у меня есть ты, чтобы защищать меня.

Я смеюсь, потому что меня крайне веселит эта идея: крошечная я защищаю огромного его. Но затем я встряхиваю головой.

– Тебе придется потерпеть.

И он ждет, пока машина несет нас вперед в глубины ночи. Мы сворачиваем и направляемся в укромный уголок города, а затем движемся к самой окраине, где есть только тьма и несколько маленьких городских огоньков мелькает где-то вдали.

Мы проезжаем под старым сгоревшим дотла знаком, состоящим из слов, которые складываются в покосившуюся неоновую арку поблекшего фиолетового цвета. Ее построили здесь, когда неоновые вывески были на пике популярности. Лампочки разбиты: наглядное доказательство того, что это место заброшено и давно находится в запустении.

«СТРАНА ВЕСЕЛЬЯ», – гласит вывеска.

Даже эти слова выглядят жутковато, потемневшие и потрескавшиеся. В этом месте явно больше не осталось ничего веселого, кроме воспоминаний, которые оно хранит. Это воспоминания о катании на старом паровозике вместе с Финном, о том, как мы смеялись вместе с ним, разъезжая на машинках, и гуляли по комнате ужасов. Но все это, естественно, было до того, как они закрыли это место. Уже после мы с Финном приходили сюда, чтобы просто побыть в одиночестве. Прижимаясь друг к другу, болтали посреди заброшенных зданий: мы находили это забавным – пугать самих себя. Но мы не приходили сюда с тех пор, как умерла мама. Полагаю, реальная жизнь и без того достаточно пугающая.